– Не просто азартник, еще и шпик! – возмущается Луэлла.
– Я не азартник, – возражает Вайет. – Я оценщик, то есть рассчитываю шансы для события, на которое люди делают ставки. Вот и все. Моя родня и правда азартники – они принимают ставки.
– Да какая разница?! – негодует Луэлла. – В любом случае ты подслушивал наш разговор.
– И куда, по-вашему, нам следовало удалиться? – спрашивает Мейсили, тем самым подтверждая, что и она нас слышала. – Может, мы с Вайетом тоже не хотим вас в союзники. Такое вам в голову не приходило?
– Тогда и проблем никаких, – отвечает Луэлла.
Плутарх подзывает нас, стоя в дверях.
– Ладно, ребята, пора уходить.
Хотя назвать поезд уютным язык не повернется, на залитой солнцем станции я чувствую себя маленьким и беззащитным. Мы вчетвером стараемся держаться вместе, хотя дружескими чувствами тут и не пахнет. Миротворцы вновь надевают на нас наручники, и я жду, когда через них проденут цепь, но старший офицер беззаботно машет рукой и говорит, что не стоит.
– Аутсайдеры, – бормочет Вайет.
Я и так знаю: победителей из нас не выйдет. С другой стороны, можно попробовать удрать. Только где беглому трибуту найти защиту в Капитолии? Вспоминаю про затянутую туманной дымкой гору в родном дистрикте, которую Ленор Дав называет другом обреченных, и не вижу равноценной ей замены здесь.
Поэтому просто стою, как ничтожный аутсайдер, коим я и являюсь, и разглядываю растяжки с лозунгами, которыми увешана вся станция. «НЕТ МИРА – НЕТ ПРОЦВЕТАНИЯ! НЕТ ГОЛОДНЫХ ИГР – НЕТ МИРА!» Все та же кампания, что и на нашей площади в Двенадцатом, только лозунги адресованы жителям Капитолия. Похоже, собственных граждан Капитолию также приходится убеждать.
Друзилла грохочет по ступеням в ботинках на высокой платформе и обтягивающем комбезе из флага Панема. Шляпа – двухфутовый цилиндр из красного меха – небрежно надвинута на один глаз. Уголок ее рта запачкан желтой глазурью. Похоже, кое-кто отпраздновал мой день рождения и без меня.
– Тортик понравился? – спрашивает Мейсили.
Похоже, она ни на дюйм отступать не намерена!
Друзилла смотрит с недоумением, и Плутарх касается своего лица.
– Немного запачкалась.
За неимением зеркала Друзилла разглядывает свое отражение в окне поезда и слизывает кусочек глазури. На щеке, куда пришелся удар Мейсили, сквозь толстый слой косметики проступает синяк.