– Четверг… Или уже пятница?
Никто не ответил.
15:00.
Коробки слились в одно пятно. Руки двигались автоматически: схватил, повернул, упаковал. Даже боль стала фоном – монотонным, как стук метронома. Мысли расползлись, оставив только белый шум.
17:00.
Смена закончилась. Он вышел, едва волоча ноги. Воздух, пропитанный выхлопами, показался сладким после заводской вони.
***
По пути домой, у подземного перехода, его остановил мужчина в длинном плаще. Лицо скрывал капюшон, но из складок ткани виднелся край кулона – песочные часы, старые, с трещиной вдоль стекла.
– Устал? – спросил мужчина. Голос звучал, будто из радиоприёмника с помехами.
Дмитрий хотел пройти мимо, но ноги приросли к асфальту.
– Знаешь, сколько раз ты уже упаковывал эти коробки? – мужчина достал кулон, поднёс к свету фонаря. Песок внутри тек вверх. – Бесконечность – это не метафора.
– Отстань… – прохрипел Дмитрий, но мужчина шагнул ближе.
– Ты можешь сменить тело. Но не можешь сбежать от себя, – он протянул руку, и вдруг песок в кулоне замер. – Завтра ты проснёшься другим. Послезавтра – тетьим. Но конвейер останется.
Ветер рванул плащ, и на миг Дмитрий увидел под тканью – пустоту. Ни тела, ни лица. Только песочные часы, висящие в воздухе.
***
Дома он рухнул на кровать, не снимая промасленной робы. Тело гудело, как перегруженный мотор. В голове звучали слова мужчины: «Конвейер останется».
Перед сном он нашёл в кармане крошечную шестерёнку – ржавую, с зазубренными краями. Не помнил, откуда она взялась.
Глава 11: Четверг. «Монеты и пыль».
Проснулся от толчка ногой в бок. Холодный бетон впивался в рёбра, запах мочи и перегара висел в воздухе, как ядовитый туман. Глаза открылись на полусогнутых ресницах – перед ним мелькнули стоптанные ботинки, бросившие монету в жестяную банку. «Опять новое тело. Опять дно».
Он поднял голову. Руки – чёрные от грязи, с трещинами на костяшках. Одежда: рваный пуховик, пропитанный кислотным дождём, и шарф, от которого остались клочья. В отражении витрины напротив увидел лицо: мужчина лет пятидесяти, с обмороженными щеками и глазами, потухшими, как угли. «Василий? Иван? Нет, теперь я – никто».
Желудок скрутило от голода. Банка у ног звенела редкими монетами – пять рублей, десять… «Хватит на хлеб. Если повезёт». Но ноги не слушались, будто приросли к тротуару.