***
День тянулся, как жвачка под ботинком. Люди проходили мимо, бросая взгляды-пули: одни – с брезгливостью, другие – с виноватой поспешностью. Молодая мать оттянула ребёнка за руку:
– Не смотри, там грязный!
Он хрипло засмеялся. Грязь была не снаружи – она въелась в кожу, в лёгкие, в мозг. В кармане нащупал смятую фотографию: женщина с ребёнком, лица стёрты временем. «Его семья? Или чужая?»
К вечеру в банке накопилось шестьдесят семь рублей. Хватит на полбуханки и пачку самого дешёвого чая. Он попытался встать, но колени подкосились. Тело гудело, как разбитый трансформатор.
***
В сумерках у теплотрассы появился он – мужчина в плаще. Лицо скрывал шарф, но кулон на шее выдавал его: песочные часы, ржавые, с потрескавшимся стеклом. Песок внутри не двигался.
– Нравится? – спросил мужчина, кивая на жестяную банку. – Ты мог бы быть королём. Или мусором. Но ты выбираешь это.
– Я не выбирал… – голос рассыпался в кашель.
– Ты выбираешь каждый раз, – мужчина присел на корточки, и плащ запах гарью. – Бежать. Прятаться. Или смириться.
Он протянул руку, и кулон замерцал. Песок дрогнул, потек вниз. Вдруг в памяти всплыли лица: рыбака, рабочего, учительницы… Все они смотрели на него с упрёком.
– Зачем вы показываете мне это?
– Чтобы ты понял: конвейер – не на заводе. Он – здесь, – мужчина ткнул пальцем ему в грудь. – Ты собираешь монеты, как раньше упаковывал коробки. И так будет всегда.
***
Ночью он заснул под мостом, прижимая к животу краденую булку. Во сне снова увидел мужчину в плаще – тот стоял над ним, пересыпая песок из кулона в его банку. Песок превращался в монеты. Монеты превращались в шестерёнки, ржавые и острые.
Глава 12: Пятница. «Сдвиг».
Солнце ещё не взошло, но город уже начал шевелиться. Гул моторов, скрип тормозов, крики птиц – всё это пробивалось сквозь рёв крови в висках. Он открыл глаза, и первое, что ощутил, – холод металла, впившегося в ладонь. Шестерёнка. Ржавая, с обломанным зубцом, но всё ещё цепкая. Сжал её, пока острые края не вонзились в кожу. Боль была ясной, почти успокаивающей. «Хоть что-то настоящее».
Под мостом пахло мочой и прелыми листьями. Он поднялся, костяшки рук побелели от напряжения. Спина гудела, будто её переехал грузовик. Шагнул вперёд, спотыкаясь о пустые бутылки. Каждая кость кричала: «Ляг. Сдайся». Но шестерёнка в кармане тянула вверх, как якорь.