Я лежала на его широкой груди, прислушиваясь к размеренному биению сердца и ровному дыханию. Мы молчали, окружённые шёпотом листвы и нежным плеском воды. Эльфийка и демон. Как это выглядело со стороны? Два существа из враждующих миров, которых судьба никогда не должна была свести вместе. Но сейчас… между нами царил странный, почти пугающий покой, нарушающий все законы нашего существования.
– Почему ты позволил мне подойти к тебе? И… поцеловать во время битвы?
Я не осмелилась посмотреть на него, но ощущала его пристальный взгляд.
– Я позволил, потому что ты смотрела на меня… так, как будто я тебе нужен, – его голос был неожиданно тихим, почти нежным. – Я в это поверил…
Закрыла глаза, наслаждаясь этим мгновением, хоть и знала, что оно слишком хрупкое, чтобы длиться долго.
Когда мы вышли из леса, я увидела ровный строй солдат, стоящих под палящим солнцем. Сотни взглядов были устремлены на нас. От смущения я опустила глаза и направилась к лошади, стараясь не думать о том, что каждый из них осуждает меня.
Оберин подошёл следом, молча помог мне сесть на лошадь, а затем устроился позади, уверенно взяв поводья. Мы ехали до самого позднего вечера, поддерживая лёгкую беседу. Напряжение, казалось, растворилось, уступив место непринуждённости. Мы осторожно обходили острые и опасные темы, словно негласно договорились оставить их на потом.
С наступлением темноты мы остановились, дожидаясь, пока слуги обустроят шатер. Оберин проводил меня до входа и, ссылаясь на неотложные дела, сказал, что ненадолго отойдет. Я вошла внутрь, привычно обустроенного шатера. Раздевшись, я погрузилась в горячую воду, которую, заранее подготовила Меринда.
Позже в шатер заглянул мейстер. Осмотрев мою шею, он нанес на кожу лечебный крем, бросил мне хитрую улыбку и, ничего не сказав, вышел.
Я, переодевшись, села за стол и, скрестив руки, ждала возвращения Оберина. Не хотелось начинать ужин без него. Оберин все не возвращался, и пустота от его отсутствия начинала угнетать.
Наконец, он появился, шагнув в шатер с легкой усталостью в движениях. Сев за стол, он коротко извинился за задержку, но в его голосе чувствовалось что-то теплое, почти домашнее. Мы поели молча, но молчание не казалось тяжелым. Оно было насыщено чем-то невидимым, глубоким.
– Иди ложись, отдохни, я пойду помоюсь, – устало сказал Оберин. Его голос прозвучал так естественно, будто подобные фразы были для нас привычны. Словно мы давно делили не только эту постель, но и саму жизнь.