Конечно, можно было и иначе разрешить конфликт: просто послать нахальную дамочку на три буквы. Но Кириллов считал для себя недопустимым подобное обращение с женщинами. Даже с такими, как Рита. Всякий раз, когда Завьялова разыгрывала из себя неотразимую искусительницу, Дима упорно отмалчивался, неопределенно улыбался, старался найти повод быстрее избавиться от нее и этим еще больше разжигал темпераментную красотку. Кириллов понимал, что ведет себя неправильно, что только усугубляет ситуацию. Однако прибегнуть к “хирургическим” методам решения проблемы не мог.
Вот и в этот раз упорная табельщица уговорила проводить ее до дома. Мол: поздно, одна боюсь, а тебе два квартала – не крюк. Идти не хотелось, но отказать в просьбе он не мог. Действительно было поздно. Нежелание женщины казаться на ночной улице без защиты, выглядело вполне естественно. Понятно, что никто не заставлял табельщицу сидеть на заводе до глубокой ночи. Безвыходная ситуация носила искусственный характер и преследовала совершенно определенную цель: не оставить Диме ни одного шанса для отказа
“Проводил. У подъезда Завьялова стала жалеть: какой я неухоженный и замерзший. Предложила зайти погреться, выпить чаю. Я отнекивался. Таня наверняка беспокоилась: должен был вернуться в пять вечера, а уже первый час ночи. Завьялова устроила сцену. Страшно обиделась. Сказа, что-то про импотенцию, что все мужики свиньи и хотят одного. А я хоть и свинья, но не мужик, потому ничего не хочу. Я пожелал ей спокойной ночи. Пол квартала обратной дороги еще помню. Потом щелчок и все. Пропасть. Ни слова, ни мысли, ни намека. Кто, где и как раздел меня, бедного, даже предположить не могу. Когда год назад обобрали пьяного, хотя бы было ясно, за что Бог наказал. А сейчас-то чем провинился? Да, веселая жизнь пошла: раз в год бьет и всё по голове. ” – Подытожил Дима.
Бесконечный коридор в ивняке внезапно оборвался, наткнувшись на штакетник соседского забора. Дима ухватился за плашки. Не струганное дерево встретило ладони шершавой прохладой. Тротуарчик вдоль забора, отсыпанный шлаком вперемешку с мелкими щепками, позволил идти уверенней. Ноги больше не скользили. До зеленой калитки с большим почтовым ящиком оставалось метров пятьдесят.
“Все, дома”. Он посмотрел на небо. На востоке звезды уже растворялись в сером молоке рассвета. Кое-где над поселком закрутились первые дымки. Хозяйки растапливали печи. Дима толкнул калитку, она подалась легко и, без скрипа распахнулась настежь. Все правильно: Таня в выходные заставила смазать петли. Уж больно визгливо отзывалась калитка на всякую попытку побеспокоить “ее величество”. Дима полгода, как мог, отбивался, но Таня вела планомерную осаду и одержала-таки победу. Калитка лишилась голоса. А зря. В конечном счете, шумная дверь – не что иное, как надежная и дешевая охранная сигнализация.