Я теку, захлебываюсь от острых, новых ощущений.
Меня никто никогда не трогал там. Даже Галиб.
– Развернись, – велит он, отпуская. – Хочу посмотреть на нее. И поцеловать.
Что-то подсказывает, он говорит не о моем лице и не о поцелуях в губы. И как только он вынимает свой мокрый палец из меня, я тут же вскакиваю свободная и в развороте шлепаю ладонью по его лицу.
Отхожу от него, пока он сердится, но не двигается. Просто стоит и молча испепеляет меня. Запыхавшись, я одергиваю юбку.
– Никогда больше, – шиплю, ощущая внутреннее душевное противоречие.
Я лгунья. Мне понравилось то, что он делал. Но он не тот, кто должен это делать. Я разворачиваюсь и иду в спальню.
И когда я там оказываюсь, то не вижу вещей Галиба.
Их нет.
Звоню на сотовый, но связь здесь отстой. А затем узнаю, что мы спим раздельно. Ужас-ужас-ужас. Галибу я не могу рассказать. Связи толком нет, интернета тоже, и даже такси не вызовешь.
Ночь проходит спокойно, а утром я нахожу лишь записку на кухонном столе. Целый день в одиночестве наводит на мысли, что никому я и вовсе не нужна. Зачем приехала? И мало того, что давно стемнело и довольно жутко, так еще с улицы за пределами дома слышны ненормальные звуки. Может быть, это ветер или падающие с крыши сосульки, или снег. Страшновато…
Я замираю, прислушиваясь. Слышу уютное потрескивание поленьев в камине. Решаю, что это все воображение, и снова расслабляюсь. Пальцы продолжают игру с киской, каждый раз наталкиваясь на ластовицу. Стринги – самое ужасное белье на свете. Сдвигаю негодницу в бок, теперь лобок частично обнажен. И все приятно.
Мысли текут в сторону дальнейшего поведения с Марсом. И как быть? Как теперь вести себя? Прятаться в комнате? Хороший выход, но ведь есть приемы пищи. Значит, не выход. Срочно сделать вид, что приболела? Привлечет внимание. Не пойдет. Остается сделать вид, что ничего не было между нами вчера. Лицо кирпичом, смущение в зад, хвостик по ветру.
Удивительное дело, когда человек прикасается сам к себе, невозможно добиться того же эффекта, как от прикосновения другого. Особенно мужских рук. Пальцы Марса обжигали меня, оставляли следы на коже, воздействовали как электрический провод. Я глажу себя сильнее, упорнее, но не могу обрести даже сотой доли удовольствия от своих касаний, как от его вчерашних. Не особо помогают закрытые глаза и фантазии. Я покусываю губы. Замираю, стараясь прочувствовать. Даже ощущаю чье-то присутствие, как будто кто-то нависает надо мной. Наблюдает поблизости.