ЭТО лежало непосредственно перед ним. Собственно, ОНО было везде! Тираж пять тысяч экземпляров это вам не хухры-мухры… Нет, во владениях Брылёвых места было более чем достаточно, чтобы запрятать и скрыть со света Божьего и не такое количество фигни! Беда была только в том, что его Милана была уверена, что её книга про «мой личный опыт людини, которая с самого раннего детства, проходя все состояния от младеницы, ребёнки и подростки, выросла в человекиню, находясь в тесном контакте с токсичной и душной родительской средой» являлась самым-самым важным из того, что было написано людьми, как минимум начиная с творений Шекспира!
– Пап! Почему ты убрал со стола мою КНИГУ? – возмущалась Милана, обнаружив отсутствие на какой-либо горизонтально поверхности в доме своего творения. – А вдруг гости придут и НЕ ЗАМЕТЯТ её?
– Ничего страшного, они непременно обратят внимание на остальные полторы тысячи экземпляров, которые уже стали частью обстановки нашего дома… – бормотал Брылёв, прекративший кого-либо приглашать в дом и радовавшийся только тому, что остальные почти три с половиной тысячи единиц этого, с позволения сказать, книгопечатного нечто, ему удалось разместить в одно из подсобных помещений.
Конечно, сама Милана книгу не писала – она надиктовывала разные премудрые, а местами даже замудрые фразы, пришедшие ей в голову, на смартфонный диктофон, которому Брылёв сильно сочувствовал, а потом отсылала звуковой файл нанятой сотруднице, которая записывала бесценные откровения и отправляла получившийся результат корректорке, а потом редакторке, а потом программерке, а потом…
Название самой первой страдалицы Брылёв дочери в своём присутствии произносить запретил категорически.
– Милана слово «писатель» я понимаю, но вот от «писини», когда ты её первый раз озвучила, у нас чуть было водитель в транс не впал – он же едва руль удержал… И я его понимаю – у меня тахикардия приключается, когда я это слышу! Да-да, ты можешь и это вписать в свою книгу, но сотрудницу «писиней» не зови – я не буду оплачивать работу человека с таким названием должности!
Милана долго билась, объясняя устаревшему во всех отношениях папе о том, как он не прав, но пришлось смириться – надиктовать очередной текст о «токсиках-родителях» и отправить «писателке» – с этой формулировкой отец, скрипя зубами и тихо ненавидя себя, смирился.