Отец бы этого хотел – чтобы я боролась за дарованную жизнь.
Прижав саквояж к груди, я вмялась щекой в стекло защитного экрана. Позади остались туманы полей и мрачные лесные тени. Обледенелая гора, разрушенный храм, усыпальница, приют, дом Ворожки.
Поездка в столицу и манила, и пугала. И смущала – особенно. К рассвету я окажусь в Пьяналавре, а там… Там где-то обитает мой случайный муж.
Только как его найти? И будет ли он рад увидеть супругу?
***
За защитным экраном светало. Фиолетовые чернила небосвода разбавились розовым золотом облаков… И вдалеке показались очертания южных ворот Пьяналавры.
Я почти на месте.
Если бы не общественные остановки, опаздывающие пассажиры и темные карманы улиц, в которые харпемейстера так и тянуло завернуть, мы бы прибыли раньше. Теперь экипаж медленно катился по мощеной улице, присыпанной свежим снегом, еще не расчищенным и не притоптанным.
За поездку я не сомкнула глаз. Волнение подкидывало на лавке. Вдалбливая дрожащий подбородок в крышку чемодана, я пыталась придумать план. Подобие плана. Ну хоть какое-то!
«Ступай след в след…» Допустим, я доберусь до академии, а потом?
Не буду же я спрашивать каждого прохожего, не сочетался ли тот браком в ночь смены сезонов? Или придется?
Версия о том, что сочащуюся темную ауру я увижу издалека, а жуткий дар у мага на лбу написан, прямо скажем, зыбковата. Вдруг муж уже отмылся, проспался и стряхнул мрак с рукавов? А сапоги с заклепками в урну выбросил?
Пьяналавра встречала меня в полной рассветной стати. Красивая, сверкающая, величавая. С прозрачным, звонким воздухом пустых улиц, которые непременно заполнятся прохожими через час-другой.
Соблазнительно зевая и приоткрывая рот в стыдном любопытстве, я вертела головой. Подсовывала нос под штору, задирала его к потолку экипажа… Пыталась разглядеть центральную круглую площадь. И фонтан со статуями богинь. И шпаги храмовых венцов, и богатые купола, сверкающие в утренних лучах голубой слюдой.
Священных гор я насчитала четыре. Они обступали город, утонувший в низине, как каменные охранники-великаны в снежных мантиях.
«Пьяна» – пять на древнем наречии. Это даже мне, в академиях не обучавшейся, известно. Город пяти храмов… пяти богинь… Но и богинь, и храмов осталось четыре, а название сатарцы менять не стали.
У лавки с шерстяными шалями столпились первые покупатели. И все в них казалось необычным, странным.