I
Буксиры, словно перекачанные крутые вышибалы, взяли корабль под бока и вывели чужака к острову и дальше – почти на внешний рейд. Там и бросили на растерзание сатанеющему ветру и его верным слугам – волнам, тяжелым, как многотонные кувалды.
Частые удары о борт, невозможные в бухте, первое, что потревожило сон Лейтенанта. Потом скрежет якорь-цепи… А потом уже команда «Произвести малую приборку», едва слышная в динамике, подняла его, так как была верным предвестником близкого ужина.
Едва он умылся, как в дверь ввалился, опередив приборщика, старший лейтенант Шульцев, корабельный балагур, пухлощекий с круглыми глазами на выкате.
– Коль, выручай! Приболел – подмени на «собаку»… Температура 38!
Сначала Лейтенант подумал, что его разыгрывают. Он схватил за плечо борзого и подтолкнул к зеркалу:
– Смотри! Ты больной? Тогда я – кто?
И зеркало отразило контраст двух лиц – краснощекого и исхудало-бледного. И все же последний успел почувствовать, что Шульцев не лукавит, температура у него была.
– Кнехтов не хотят ставить, погода свежая… Не идти же мне к командиру БЧ-7…
– Ладно. Но! – Лейтенант снова взял за плечо нежданного просителя. – У тебя остался один зачет…
– Я понял. Две недели… Даешь?
– Лично мне для начала! А на сборе будешь?
– Хотелось бы, а потом пойду лечиться, и завтра буду как огурчик.
Направляясь в кают-компанию, Лейтенант на несколько минут вышел на верхнюю палубу. Дальневосточная ночь с ее простором во все стороны и особой пронзительностью пространства вступала в свои права. Ее холодное дыхание не понравилось ему, и он быстро ушел в теплый коридор.
…От супа Лейтенант отказался, съел каши с кусочками мяса и обильной подливой, выпил нечто напоминавшее компот, но изжевал четыре куска великолепного белого хлеба – корабельной выпечки. И успел сделать вывод, что настроение у офицеров кислое. И только командир БЧ-2, неподвижный как утес Михалыч, хранил невозмутимость и с важностью необыкновенной показал Лейтенанту ладонь с растопыренными пальцами, потом быстро сжал их в кулак – знак «Малого Собора».
Тупо посмотрев несколько минут на экран большого телевизора, излучавшего умело смонтированное веселье, Лейтенант понял, что с удовольствием думает о предстоящей встрече «соборян» у Михалыча. Душа ищет искренности… Лейтенант не мог себе врать – ему хотелось снова убедиться, что искренность отношений возможна и в большом коллективе. Влекла, как в первый раз, уверенность, что и другим нужен дуэт прямоты с честностью. Уже года два висела в каюте у Михалыча на видном месте чудная картина моря и гор, сияющих льдом и снегом, с крупной надписью: «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…». Она, как камертон, не давала уклоняться… «Путешествие» в очищенную от бредней и вранья реальность соединяло людей крепче клятвы, – некой надеждой на самореализацию.