– Вы… говорили обо мне? – я почувствовала неприятный холодок.
– Конечно! Она очень интересовалась тобой. Спрашивала, как ты осваиваешься, нравится ли тебе в новой школе, – мама выглядела довольной. – Я рассказала, что ты всегда была способной ученицей, а ещё увлекаешься рисованием.
– Мам! – я не смогла скрыть возмущения. – Зачем ты рассказываешь обо мне какой-то незнакомой женщине?
– Виктория не какая-то незнакомая женщина, – мама нахмурилась. – Она известный дизайнер, а её дочь – твоя одноклассница и, возможно, будущая подруга. Что плохого в том, что я немного рассказала о тебе?
– А о папе ты тоже рассказала? – вырвалось у меня. – О том, что он «в командировке»?
Лицо мамы застыло:
– Конечно. Я сказала, что твой отец – военный инженер, сейчас находится в длительной командировке. Что в этом такого?
Я сжала кулаки, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева и отчаяния:
– То, что это ложь, мам! Он не в командировке! Он бросил нас! Ушёл к другой женщине и забыл о нашем существовании!
Повисла тяжелая тишина. Мама смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых читался шок и боль. Я никогда раньше не говорила об этом вслух, мы обе предпочитали поддерживать иллюзию.
– Лиза… – её голос дрогнул. – Как ты можешь такое говорить? Твой отец любит нас. Он просто… очень занят.
– Прекрати, – я покачала головой. – Просто прекрати, мам. Я знаю правду. Давно знаю. Я видела те сообщения на твоем телефоне ещё в прошлом году. И слышала твой разговор с тётей Ирой.
Мама побледнела:
– Что ты слышала?
– Достаточно, – я отвернулась, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. – Я знаю, что он живёт теперь с какой-то Светланой. Что у них будет ребёнок. Что он сказал тебе… не ждать его.
Повисла тяжёлая пауза. Я слышала, как мама тихо всхлипнула за моей спиной.
– Я думала… я думала, так будет лучше для тебя, – наконец сказала она. – Не знать.
– Лучше жить во лжи? – я обернулась к ней.
– Лучше не чувствовать, что тебя… бросили, – её глаза наполнились слезами. – Я не хотела, чтобы ты прошла через то же, через что прошла я.
Я молчала, не зная, что сказать. Гнев постепенно уходил, оставляя только усталость и странное облегчение от того, что правда наконец прозвучала вслух.
– Мам, мне тринадцать, а не пять, – тихо сказала я. – Я могу выдержать правду. Что не могу, так это постоянно поддерживать эту фальшивую историю. Особенно… – я осеклась, чуть не проговорившись о блоге.