Мне нужно, чтобы Чернобог был со мной, чтобы я могла присматривать за ним. Похоже, единственное решение – отдать ему спальню моего отца, которую использовал мой брат во время своего недолгого правления, а я заняла бы один из диванов. Он слишком высокий, чтобы поместиться на одном из диванов.
Убрав книгу ритуалов в комод, я зашла в гардеробную и оделась в длинную ночную сорочку. Это одна из моих любимых вещей – изысканно мягкий розовый материал с нежной белой вышивкой вдоль выреза на груди.
Рукава выполнены из кружева, они скользят по моим плечам, а затем расширяются к локтям, спускаясь почти до земли, являя собой образец изысканной ручной работы.
Я смотрю на себя в высокое зеркало на стене. Я бледна как смерть, мои голубые глаза остекленели от усталости. Румянец от горячей воды в купальне исчез, оставив меня бледной и грустной. Я тень прекрасной принцессы, которой я когда-то была.
Испуганный писк из соседней комнаты пугает меня. Я спешу в гостиную, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чернобог спасает поднос с едой из бессильных пальцев кухонной служанки. На нем другие штаны, но он по-прежнему без рубашки, во всей своей рогатой красе и черной коже с синими глазами.
«Черт», – говорю я. «Купава, ты никому не можешь рассказать о нём, поняла? Ты не должна ничего говорить.»
«Это… это…» Она поднимает дрожащий палец. «Бог Смерти. Бог Смерти!»
«Да, да, тише! Он здесь, чтобы помочь нам, но ты не должна говорить о его присутствии во дворце.» Ужас гнетет мое сердце, потому что эта трепетная маленькая служанка, похоже, не очень-то способна хранить драматические секреты.
«Мне убить ее?» – предлагает Чернобог.
«Боги, нет!»
Он пожимает плечами. «Кажется, ты стремишься сохранить мою личность в тайне, вот и все. А эта, похоже, не одарена самообладанием.»
«Я.… я умею хранить секреты», – задыхается Купава. «Правда, я умею, Ваше Величество, умею!»
«Все в порядке», – успокаиваю я ее. «Не возвращайся на кухню, не в таком состоянии. Иди в свои покои и поспи.»
Чернобог вопросительно смотрит на меня, но ничего не говорит.
«Спасибо, Ваше Величество. Ночной повар говорит, что ему жаль, что еда не очень вкусная», – говорит Купава. «Он сварил большую кастрюлю супа для больных и тех, кто за ними присматривает, так что здесь две миски супа и немного хлеба с вареньем. У нас заканчивается варенье. И мука. И бульон пришлось разбавить водой, но…»