Леонт разглядывает улицу и потирает руку, на которой крохотные ноготки оставили нервный след. Вряд ли он поражен меньше Харисы, но ему кажется, что он пропустил что-то очень важное. Правда, Мемнон молчит и приходится довольствоваться увиденным.
– Он живет в старом монастыре, – говорит Хариса, – и появляется совершенно непредсказуемо. Рассказывают, что он питается одной рыбой и водорослями и умеет летать.
– Вот как! – удивляется Леонт.
– Анга делает на нем большие деньги…
И это не новость.
– Но кто он? – спрашивает Леонт.
– Человек, который убил свое прошлое. Поговаривают, что Гурей и Данаки через него даже пытались обстряпать свои делишки.
– И, конечно, у них ничего не вышло?
– Гурей еще сильнее позеленел.
– А Данаки?
– Ему повезло больше. Какая-то из его тетушек отдала концы…
– … и похороны сопровождались буйным весельем…
– Он вложил деньги в издательство и теперь печатает не только пошлые анекдоты на оберточной бумаге. Если ты хочешь знать, он привлек в компанию Тертия.
– Но ведь…
– Да, да… – многозначительно соглашается Хариса. – С ним каши не сваришь…
Импульсивность Тертия всегда – притча во языцех.
– После шести месяцев воздержания от спиртного, – рассказывает Хариса, – врач пожал руку Тертию, а на следующее утро его снова нашли под забором.
– Не может быть! – удивляется Леонт.
Человек судит человека от невежества.
– Он пьет с восьми утра, – объясняет Хариса, – и к вечеру допивается до ручки.
Ее это совершенно не волнует.
Они стоят у окна.
Вот уже с четверть часа, как Леонта оставили в покое, и они с Харисой улизнули за штору.
Презентация книги прошла на редкость успешно. Даже появление рыжебородого Ксанфа не вытянуло людей на жару. Как всегда, масса улыбок и поцелуев, репортеры местных газет, один довольно знаменитый гитарист в костюме попугая, пара снобов-критиков, скучающих даже в толпе, и великолепный полнеющий Платон, слишком широкий для своих костюмов. А книгу покупают даже те, кто читает только в отпуске перед сном, и все – стараниями преданной Анги, которую Леонт терпеть не может. Но может быть, сегодня он несправедлив к ней? А Платон хорош, раскинул сети, как обожравшийся паук – слишком лениво и бестолково, но зато прочно. Уж не по наущению ли Анги? Теперь Леонт и шага не может ступить от стыда – слишком много лести вылито на его пирог. Кроме того, пропала Мариам. Как только в фойе гостиницы Леонт оказался в плотном окружении всей этой братии – только и ждущей, что из его уст посыплятся прописные истины, – он заметил, как она, мило улыбаясь той же улыбкой, которой одаривала его в автомобиле и все эти годы, беседует с красавцем гитаристом, копна черных волос которого похожа на гриву льва. Потом, кажется, они поднимались по лестнице и этот гривастый поддерживал ее под локоток.