.
Поэтому писать – значит приближаться к огню, к вдохновению. В школьные годы Кафка искал близости одноклассника Оскара Поллака, чтобы сберечь огонь. Воспоминания об этой дружбе придавали школьным годам известную привлекательность, которой они были лишены в иных отношениях. Кафка всегда был хорошим учеником, но все же – по крайней мере в воспоминаниях – постоянно чувствовал себя неудачником и жутко боялся момента, когда наконец вскроется, «каким образом мне, самому неспособному и, во всяком случае, самому невежественному ученику, удалось пробраться в этот класс»[21]. Разумеется, ничего такого не случилось, и по итогам выпускных экзаменов он по-прежнему входил в число лучших.
Оскар Поллак был литературным доверенным Кафки в школе, а затем и в первые годы студенчества. Кафка отдавал ему на экспертизу свои литературные опыты. В одном из писем Кафка говорит ему: «Отшельничество противно, лучше честно откладывать яйца на виду у всего мира, их высидит само солнце; лучше вцепиться зубами в жизнь, чем в собственный язык; пускай уважают крота и ему подобных, но не делают из него святого»[22]. Осуждать «отшельничество» и сторониться кротов – вполне в духе Поллака, которому, несомненно, удавалось с игривой легкостью добиваться признания благодаря своей общительности, не снижая при этом планки. Кафка говорит ему и о своих успехах в этой области: «Я стал сильнее, я часто бывал среди людей, я могу разговаривать с женщинами»[23]. Будучи замкнутым человеком, Кафка считал, что многому научился у своего друга Поллака. «В отличие от многих других, ты был для меня окном, через которое я мог выглянуть на улицу. Один бы я этого не смог, ведь, несмотря на свой рост, я не в состоянии дотянуться до подоконника»[24].
Оскар Поллак – его окно в мир – к счастью, был к тому же человеком, достойным доверия и с литературной точки зрения, поэтому Кафка мог посвятить его и в свои литературные эксперименты. Как он пишет своему другу, ему наконец удалось «одним махом» довести до выражения теснившую его вереницу фантазий и представлений. От этих ранних текстов остались только фрагменты, которые Кафка мимоходом цитирует в письмах Поллаку. Например, набросок об удивительном человеке, который «ничего не понимал, не мог произнести ни одного осмысленного слова, не умел танцевать и смеяться, но только судорожно сжимал обеими руками закрытый ларец и повсюду его носил