Лёша быстро прикончил бутылку, воодушевился, сказал Ольке, что она ему нравится, что друг ушёл не на всю ночь и нечего тратить время попусту. И был прав, потому что половина отведённого им времени ушла на то, чтобы поменяться местами с запертыми в комнате одуревшими от присутствия чужих овчарками. Это сопровождалось таким лаем, визгом, рычанием, грохотом опрокидываемых стульев и Олькиным страхом за себя и подружкину собачонку, что на пыльный, истоптанный множеством лап диван она упала с некоторым даже облегчением.
Они встречались осень и всю зиму, даже строили какие-то планы. Лёша мечтал бросить работу в типографии и профессионально заняться собаководством. Ольке их будущее виделось таким: они поженились, живут в съёмной квартире, но копят на свою. Лёша работает в две смены, часто и по выходным, за что его повышают в должности. Олька дома с ребёнком. До трёх лет, потом его в садик, Олька на работу. И можно будет брать ипотеку. И, конечно, никаких собак!.. Впрочем, выяснять разногласия и приводить планы на жизнь к общему знаменателю было некогда – всё время и силы уходили на поиски места для встреч.
Однажды они пошли гулять, как всегда, втроём, – Лёша совмещал встречи с Олькой и выгуливание родезийской собаки, – и она обратила внимание, что он не спускает собаку с поводка. Породистая красавица умоляюще заглядывала в лицо хозяина, повизгивала, по её гладкой шкуре с кинжальной полоской растущей наоборот шерсти пробегала нервная дрожь. Ольке было её жалко. Может, охотница на львов чем-то заболела? Лёша спокойно объяснил, что ничего не случилось, просто он время от времени так делает – всю прогулку держит её на поводке. Зачем? Чтобы знала: он – хозяин и в любой момент может изменить заведённый порядок – пропустить кормёжку, не отпустить побегать, не дать поиграть со знакомыми собаками, сократить прогулку до пятнадцати минут. Чтобы собака привыкала беспрекословно слушаться хозяина и воспринимала ту же прогулку не как что-то привычное и обязательное, а как особую милость хозяина. Олька представила, как по этой же методике Лёша будет воспитывать их будущего ребёнка, и ей стало не по себе. Но утешала себя тем, что после свадьбы всё волшебным образом изменится.
В конце марта выбрались на концерт, первый раз вдвоём. Лёша был раздражён, Олька заискивала, заглядывала в глаза, как та родезийская красавица на поводке. В перерыв потащила его в буфет, купила коньяку. Он милостиво угостился и вроде подобрел. Второе отделение просидел спокойно, обнимая Ольку за плечи. После концерта поехали к какому-то знакомому. Выйдя из метро, оказались в длинном подземном переходе. По обеим сторонам сплошь тянулись торговые палатки. Лёша сказал: иди вперёд, я догоню. Олька подумала, что он хочет что-то купить, кивнула, медленно пошла. Переход разделился на три рукава. Она остановилась около колонны, высматривая в толпе Лёшу. Прошло пять минут, десять… Она стояла в тускло освещённом переходе, не зная, ждать ли ещё, или идти, но куда?.. Надо же было оказаться в таком дурацком положении! Её толкали, какая-то тётка проехала по её новенькому сапожку колесом хозяйственной тележки. От боли в ноге и от обиды на глазах выступили слёзы. Тут она решила, что он просто не заметил её и поднялся наверх, и теперь сам её ждёт, и злится, что она всё не идёт. Вытерев слёзы, прихрамывая, она вышла на улицу. Шёл густой снег, налипал на ресницы. Разбросанные в вечерней темноте лимонные огни фонарей окрашивали снег призрачным светом. Мимо неё медленно проплывали обнявшиеся парочки, густо осыпанные лимонными хлопьями. Она простояла довольно долго, замёрзла, вернулась обратно в метро и в полной растерянности поехала домой. Лёша после этого не позвонил ни разу. И она не звонила. На этом всё и кончилось. И опять она не могла понять – это что было?..