Нил задержал дыхание на вдохе.
– Пустое, Вельмус, – помотал головой Вольфганг. – Думаю, неожиданная «удача» с книгой напугала его настолько, что он подался в бегство.
Нил облегчённо перевел дыхание. Надо же, сам Вольфганг не смог ощутить его присутствия! А ведь ходят слухи, что он способен видеть невидимок своим иным зрением – кошачьим или инфракрасным, сказать точно Нил не мог.
Время для невидимки тянулось так долго, что происходящее казалось нескончаемой пыткой. Хотя угроза ещё не миновала, волнение постепенно отступало, и сердце уже не стучало так сильно. Как вдруг:
– А что, если он всё ещё здесь – в этом кабинете? – внимательно оглядываясь по сторонам, забеспокоился Мэтт-Брайан.
Остальные тоже завертелись на своих стульях, словно могли увидеть невидимку, даже если бы точно знали, что он действительно тут.
Нила словно огрели обухом по голове, даже в глазах потемнело.
– Действительно! – подхватил Гордон. – Мы тут спокойно обсуждаем важные дела, а он всё мотает на ус.
Мосли недоверчиво хмыкнул.
– Его здесь нет, можете мне поверить! – решительно заверил Вольфганг. Он незаметно коснулся своего перстня, такого же, как у Мосли, Мэтт-Брайана и остальных регентов. Перстни отличались лишь драгоценными камнями в них. Сапфир Вольфганга стал неестественно ярким и сверкающим. Он прикрывал перстень ладонью, пока сияние его не погасло.
Регенты внезапно встрепенулись, выпрямились, сложили руки на столе и повернули головы к Вольфгангу, погрузившемуся в бездонные глубины мыслей, устремив затуманенный взгляд в зеркальную поверхность стола на собственное отражение. Драгоценные камни перстней других волшебников переняли ярко-синий окрас камня Вольфганга. Такое происходило в редких случаях: когда между регентами устанавливалась телепатическая связь.
Нил пристально наблюдал за волшебниками – они словно впали в ступор. Со стороны это выглядело так, будто совершается молитва перед трапезой. Но молчание слишком затянулось, и Нил слегка заскучал. Он вытягивал шею, пытаясь увидеть причину их неподвижности. Как ни старайся, а ничего не разглядеть. Насколько он мог видеть, на столе ничего не было. А встать, чтобы рассмотреть тщательней, он не мог из боязни издать малейший звук и от того, что тело затекло и словно окаменело. Страх и напряжение настолько сковали его, что теперь он не мог шевельнуть и пальцем.