– Не стоит, – отвлекла меня Айлин. – Ты и так пожертвовала временем ради меня. Сейчас я усну. Поверь, мне пока больше ничего не хочется. У меня ничего не болит, правда, – убеждала она меня.
Я вздохнула и села на край кровати. Погладив ее по черным волосам, я посмотрела на свою сестру с сожалением.
– Прости меня.
Не знаю, за что я прошу прощение – за то, что не оказалась рядом вчера ночью, или за то, что ограничила ее свободу, на что не имела права. Во мне пробудились инстинкты старшей сестры, которая обязана заботиться о младшей. Надеюсь, что Айлин не будет злиться на меня и поймет мой порыв. Если она захочет в клуб, я сама с ней пойду, набив ей сумочку перцовыми баллончиками вместо помад, зеркальца и расчески. Да, я признаю, что слишком озабочена и после одного происшествия немедленно делаю все возможное, чтобы такого больше не произошло.
– Не за что прощать, – прохрипела Айлин и закрыла глаза, погружаясь в сон.
У нее совершенно нет сил, и я очень надеюсь, что к вечеру, до приезда родителей домой, они к ней вернутся после здорового сна. Главное, чтобы ей не снились кошмары.
Я поцеловала Айлин в лоб и, закинув сумку на плечо, тихо вышла из спальни. На улице снова вызвала такси, но уже до компании. Презентация наверно уже прошла, и новая коллекция обрела успех среди семьи Голдманов и приближенных сотрудников, а значит, остался последний шаг – создание.
Лифт передо мной распахнулся, и я шагнула в приемную. Когда посмотрела на дверь кабинета, с усилием сглотнула и выдохнула. Я не готова идти сдаваться, зная, что меня ожидает за этой дверью, но не могу учитывать свои желания и игнорирую их. Мне придется отдать себя на растерзание.
Я постучалась и отворила дверь, ощущая себя так, словно по собственной воле вхожу в логово зверя, зная, что он со мной сделает.
Услышав скрип двери и звук моих каблуков, господин Голдман, стоящий перед своим столом и читающий бумаги, резко оторвал внимание от своих дел и направил его на меня. Недовольный взгляд остановил меня в нескольких метрах от стола и приковал к полу. Господин Голдман небрежно бросил бумаги на стол, облизал губы и засунул руки в передние карманы брюк, продолжая сверлить меня недовольным взглядом, характер которого интенсивно меняется. Я стояла, как провинившаяся школьница, перед своим директором и уже перебирала в голове слова для своего оправдания.