– Ты тоже забудешь, – сказал один из них. – Все забывают.
– Но мы помним, – добавил другой. – Мы – последние.
– Последние кто? – спросил герой.
Но они уже отвернулись, их лица вновь погрузились в безразличие. Он попытался заговорить снова, но внезапно один из стариков схватил его за запястье. Его пальцы были ледяными. Герой вздрогнул, но не отдёрнул руку. Он чувствовал, как холод от прикосновения проникает под кожу, растекается по венам, словно старик передаёт ему нечто большее, чем просто слова.
– Если хочешь знать правду, найди библиотеку. Если она ещё существует.
Герой почувствовал, как сердце сжалось. Библиотека. Он не видел её в городе, но она должна была быть. Библиотеки есть везде. Но почему он никогда не замечал её здесь? Он уже собирался задать ещё один вопрос, но моргнул – и старики исчезли. Лавка была пуста. Будто их никогда и не было.
Но он знал, что они были реальны.
И что их предупреждение – это не просто бред сумасшедших.
Герой огляделся. Улицы стали ещё пустыннее. Воздух будто сгустился, обретая невидимую тяжесть. Ветер донёс обрывки слов, несвязных, искажённых, как эхо чужих воспоминаний. Он стоял в одиночестве, но чувствовал, что за ним наблюдают.
Библиотека. Он должен её найти. И как можно скорее.
Ночь в этом городе никогда не наступала внезапно. Она подкрадывалась, словно хищник, растекаясь по улицам вязким мраком. Углы зданий становились острее, тени удлинялись, а воздух наполнялся чем-то густым, почти осязаемым. Герой уже знал – с наступлением темноты появится обелиск. Он чувствовал его присутствие задолго до того, как увидел.
Он шагал по пустым улицам, следуя не столько интуиции, сколько неясному, тянущему ощущению. Город сам направлял его. Окна домов темнели, свет в фонарях мерцал, словно боролся с невидимой силой. И вот, как и в прошлую ночь, на главной площади вырос обелиск.
На этот раз герой не испытывал такого ужаса, как в первую ночь. Он уже знал, что увидит на его поверхности новые письмена. Он знал, что они предназначены ему. Но к тому, что именно он прочтёт, он не был готов.
Надпись на чёрном камне начиналась с его имени. Оно было выведено чёткими, ровными буквами, словно вырезанными чем-то неведомым. Но дальше текст менялся. Слова сплетались в фразы, которые он не мог сразу осознать. Это была не просто запись. Это была память.