– А если я вам скажу, что могу заставить любого сделать то, что я хочу… вы мне поверите?
Бронированная металлическая дверь с грохотом распахнулась, и в нее влетели два конвоира, сопровождаемые с уже известным и изрядно поднадоевшим мне мужчиной неприятнейшей наружности с бегающими маленькими глазками.
– Ваше время истекло, доктор Драйв! Покиньте подозреваемую.
– Я еще не закончил, я…
– О, нет, приятель, ты еще как за-кончил, – худое поросячье лицо ухмыльнулось, когда Алан увидел едва заметное на черном цвете мокрое пятно.
Один из амбалов освободил мне руки, а второй впился в плечо и вывел прочь, оставляя за спиной глаза доктора, полные ужаса и растерянности.
Глава 6. Сумасшествие не заразно
Алан.
Я лежал, прикрыв веки, в полумраке в своей спальне и рассматривал переливающийся свет уличного фонаря высотой с этаж. Ветки деревьев махали перед яркой лампочкой, меняя витиеватый рисунок на моем одеяле.
Аспен – проклятый город, где уровень преступности пропорционален количеству моих пациентов, сейчас спал, как все душевнобольные его жители, и стеклянная, просто немая тишина заставляла меня громко вздыхать и сдавливала грудную клетку металлическим кольцом. Я чувствовал вину перед этой девушкой, но почему я еще не осознавал. И еще… я безумно хотел быть с ней рядом.
– Что это было со мной? Сумасшествие же не заразно… – произнес я одними губами и не понял, спросил ли я последнюю фразу или сделал утверждение.
Впервые в своей практике я был в замешательстве. Эмили Престон каждый раз затуманивала мой холодный рассудок, и он замерзал, покрывался инеем, а иногда тонкой ледяной коркой. И сегодня я понял, что толщина льда в моем разуме скоро станет сквозной через все мои внутренности, острыми кольями протыкая все на своем пути.
Окно было приоткрыто, потому что, несмотря на изморозь в голове, тело то и дело обдавало жаром, приятным и обжигающим, и даже болезненным. За легкой светло-голубой шторой едва различался худой белокурый силуэт, и я слишком резко поднялся на локтях. Она тут же исчезла, а я проклял себя, как это делала мама.
Я рос в очень набожной семье, где не признавали точные науки. Моя мать умерла, отказавшись от лечения, уповая на волю Божью и его же неисповедимые пути. И я не хотел, чтобы это произошло со мной вновь. Я с содроганием представлял Эмили, умирающую, холодеющую с каждым взмахом ее потрясающих ресниц. Жизнь уходила из ее прекрасных глаз в моем видении, и мое тело осыпало мелкой дрожью. Я хотел помочь ей ценою всего… и все же я спугнул грустного призрака, желанную таинственную гостью.