В главе 3 мы реконструируем противоречивые ожидания советской либеральной интеллигенции в отношении эмансипированной публичной сферы, разрывавшейся между стремлением к полному и искреннему выражению личной совести (что предполагало признание интеллектуального и идеологического плюрализма) и продвижением всеобъемлющей концепции «общечеловеческих ценностей» как единственной основы морального оздоровления общества (что предполагало очищение публичного дискурса в соответствии с критерием абсолютной истины, тем самым подрывая стремление к плюрализму). Эта напряженность между плюрализмом мнений и моральным монизмом придает политическому дискурсу советских либералов двусмысленный характер: освободительный в своем неприятии любой идеологической ортодоксии и монополии на истину и в то же время бескомпромиссный в своей склонности отвергать как ложь принципы, отстаиваемые их коммунистическими и националистическими оппонентами, которые к тому же без колебаний делают то же самое. В 1987 и 1988 годах, когда в медиапространстве, ставшем более свободным из‑за ослабления цензуры, разгорелись яростные дебаты, лишь немногие советские либеральные интеллектуалы ощутили напряжение между выражением совести и торжеством правды. Они считали, что демократизация требует консолидации власти реформаторов для преодоления сопротивления «противников перестройки» и проведения политических и экономических реформ, которые должны создать нравственные условия для установления демократии.
Вторая часть книги посвящена дилеммам, с которыми сталкиваются либеральные интеллектуалы начиная с 1989 года, по мере того как дебаты в средствах массовой информации уступают место открытой политической борьбе. Вопреки ожиданиям многих, ослабление цензуры привело не к консолидации общества вокруг общих ценностей, а к растущей поляризации мнений и интересов. В главе 4 показано, что либеральные интеллектуалы, участвовавшие в политической жизни, разделились в вопросе о том, как они должны относиться к реформаторской власти, которая отказывалась прислушиваться к их советам, когда появляется возможность возглавить широкое народное движение. Вопрос о власти (кто и как управляет), который долгое время игнорировался в пользу личных и общечеловеческих требований, считавшихся более важными, отныне становится главным, вызывая самую разную реакцию. Все более радикальная нравственная оппозиция либеральных интеллектуалов коммунистической системе не ведет автоматически к их политической оппозиции советской власти, как это часто предполагается; напротив, значительная часть либеральной интеллигенции систематически сопротивляется идее формирования политической оппозиции и безоговорочно поддерживает реформаторов, чтобы защитить их от разъедающего воздействия конфликтов ценностей и интересов. Мы выдвигаем тезис, противоречащий репутации политического экстремизма, который в России обычно ассоциируется с либеральными интеллектуалами перестройки, поскольку оказывается, что большинство из них постоянно стремились к консолидации исполнительной власти, чтобы предотвратить любые революционные вспышки. Таким образом, парадоксально, сами того не желая, они помешали институционализации конфликта в демократических рамках.