– Мы пришли, – распахнув двери, объявил Вальдимир ничуть не запыхавшимся голосом.
С завистью покосившись на него, я переступила порог. Свет в помещении не горел, но при нашем появлении потолок тут же вспыхнул. Не удержавшись, я залюбовалась длинными полосками света, складывающимися в причудливый узор и убегающим вдаль.
– Сюда приходят, чтобы посмотреть картины, а они расположены на стенах, – негромко фыркнувший Вальдимир быстро привел меня в чувства. – Здесь собраны портреты всего нашего рода. Мои предки стояли рядом с первым королем, основавшим столицу, так что наш род очень давний. Портрет Фердинанда в самом конце.
Восторженный выдох сам сорвался с губ. Для приютской девочки узнать о своих предках было подарком судьбы и картинная галерея теперь виделась настоящей сокровищницей. В другое время я бы непременно задержалась у каждого портрета, сейчас же ноги сами понесли вперед.
– Это он. Его покойная светлость, лорд Фердинанд, – словно тоже сомневаясь, что я умею читать, Вальдимир указал на нужное полотно.
«Мой отец!».
От волнения перехватило дыхание. Закусив губу, я жадно всмотрелась в портрет. Больше всего на свете мне хотелось оказаться похожей на отца. Унаследовать от него не только нос, но и что-то еще. Хоть таким образом ощутить связь с родителем, которого не знала при рождении.
Изображенный на холсте молодой мужчина выглядел ровесником Вальдимира. Светловолосый, высокий, подтянутый. Как тот и сказал, глаза у Фердинанда оказались карими. Причем если у Вальда взгляд был темным и колючим, то отец смотрел с удивительной теплотой. Улыбка у него тоже была открытой, располагающей. Отчего-то подумалось, что и характер у герцога был легким и дружелюбным.
Думать о лорде как об отце до сих пор было непривычно. На первый взгляд, мы выглядели не слишком похожими, но если представить его красноволосым, общих черт становилось больше. Так, я совершенно точно унаследовала от него разлет бровей, нос и подбородок.
«А вот что досталось от матери?»
Совсем маленькими, воспитанники постоянно соревновались, кто придумает более трагическую историю о своей семье. Никто не хотел признавать, что от него отказались сознательно и в исполнении сирот их матерей всегда преследовали жуткие и страшные враги, лишь страх перед которыми вынудил отречься от детей ради спасения их жизни. Я же ложными иллюзиями не тешила себя никогда. Мне казалось, что если моя мама чего и испугалась, то это малышки с разноцветными глазами.