– Наша следующая воспитанница. Амара Грейвз. Обучена грамоте, готовит, убирает, стирает.
Стоило выйти на помост, как в меня тут же впились чужие взгляды. Цепкие и жадные, почти сразу ставшие брезгливыми и равнодушными. Еще бы. Тощая, с криво обрезанными волосами и разноцветными глазами, я не выглядела привлекательным товаром.
– Дам двадцать монет, – объявил Толстый Крыс, заставив меня мысленно выдохнуть.
Пузатому краснощекому мужчине подчинялись все местные нищие. Конечно, то еще удовольствие сидеть с утра до ночи под открытым небом в лохмотьях, с нарисованными струпьями и оспинками на лице, но лучше уже просить милостыню у прохожих, чем предлагать им купить себя.
– Двадцать пять, – лениво перебила ставку Кляча, седая старуха и владелица захудалого трактира «Ломовая лошадь».
Мыть посуду и убирать комнаты было бы не самым плохим вариантом, но подобная удача мне почти не светила. За вечер Кляча уже успела купить пятерых работниц, шестая ей не особо требовалась, зато поспорить с Крысом было одном из любимых занятий старухи.
– Амара – настоящее сокровище. Да что там – рубин! Вы только посмотрите, как сияют ее волосы – чем не красное золото! – соловьем разливался господин Никорс, один из управляющих приютом. – А какие глаза! Подобного уникального оттенка больше не встретить. Уж поверьте, Амара станет выгодным вложением и сполна отработает каждую монету.
Наверное, если бы не вся кошмарность ситуации, я бы расхохоталась. Чего скрывать, за все почти восемнадцать лет в приюте мне не приходилось слышать столько комплиментов, как за сегодняшний вечер. Оно и немудрено, чтобы сбыть с рук залежалый товар, его следовало расхвалить как можно лучше.
Конечно, официально сейчас продавали не меня. Рабства в стране давно не существовало, так что поводом для торга служил мой трудовой контракт. Заботясь о сиротах, государство обязывало приюты не только содержать детей, но и устроить на работу по достижению восемнадцатилетнего возраста. На бумаге звучало хорошо, в реальности же требования закона соблюдали единицы. И, увы, директор «Душевной обители» не входил в их число.
Наш приют располагался на окраине столицы и более унылого, мрачного и безрадостного места было не найти. Воспитатели и управляющие здесь заботились лишь о видимости соблюдения приличий. Чтобы добиться послушания, частенько нас морили голодом, запирали в карцере или пороли. Учили, впрочем, на совесть, ведь чем больше всего умеет воспитанник, тем дороже можно его продать.
