Жемчужные страницы - страница 3

как жемчуг зубы обжигают губы

те водоросли что отец твой грубый

резал ножом а ты превозмогаешь боль

и прорывает тяжесть атмосфер

ракушка розовеющего уха

пять поколений до тебя как духи

роятся над водой и тянут вверх

ты корм для бездны крошка гребешок

глубинных перлов первооткрыватель

ты снова воздух раньше времени истратил

но как же кстати веет ветерок

когда в лёгких минут не больше трёх

то жизнь особенно нетороплива

глотай слезу Персидского залива

и радостно держись за каждый вздох

Красный – двоякий цвет,

Я не говорю «нет»,

Я не даю ответ,

Я лишь излучаю свет.

Красный – кровь, значит – боль,

Значит – сечение вдоль,

И это значит, я – соль,

Прижечь лучом позволь.

Красным небо – горит,

Выжжет и вдруг – отболит,

Пока не уйду в зенит,

Я – твой огненный щит.

Любить тебя – благодаря,

Одновременно – вопреки,

Как берега одной реки

Затопит золотом заря

И под собою погребёт

Всякий росток, ей неугодный,

Твоё лицо над гладью водной

И брови – дуги волн – вразлёт.

Но, растопив сусаль зарниц,

Я оберну теченье вспять,

Чтоб царство света променять

На чёрный бунт – твоих ресниц.

Чашке – чай,

Весне – май,

Саду – цветы,

Храму – кресты,

Перстню – сапфир,

Мне – целый мир.

Как нынче нимфы именуются в замужестве

И кто заботливо ладони натирает им эфиром?

Сколько ночей, и синих снов, и мужества

Нужно оксиду серому, чтоб стать сапфиром?

Как дышится тому, кто возведён в аристократы духа,

Пройдя весь путь от Редипульи и до Рима?

Сколько шагов от ноты ласковой до раненого слуха,

От пули-дуры и до правильного гражданина?

Почтó с такою плотоядной водевильностью

Глядят на бутоньерку мёртвую, что с лацкана д’Аннунцио,

Девы, витающие меж влюблённостью и волатильностью,

О чём на языке цветов им говорят настурции?

Пока я здесь, в тумане флорентийских окон

Старательно вплетаю пальцы в струны скрипки,

Твой вздох взрывается гранатово-гранадным соком,

На стёклах стынет, вяжущий, и стонущий, и липкий.

И я уже у моря, и к волнам крадётся лунность —

Как будто лапки искупавший в молоке котёнок,

И льнёт к ногам, сцеловывая с кожи мою юность —

Чтобы задорнее играл в небесное серсó другой,

после меня,

ребёнок…

Но как знакома отражённая в воде сирена —

И почему же у неё мои глаза и руки, даже волосы?..

И все ответы на вопросы – только пена,

Среди безмолвия рокочущая моим голосом.