– Ну, что? Больно и обидно?
– Мне?! Ничуть, наоборот.
– То-то и оно, что наоборот.
Хлопнула дверь, отрезав от Долгова то самое, чье неуловимое присутствие он только что чувствовал, к чему стоило только приглядеться…
“Смех и горе!”– обескуражено покрутил он головой.
Потрогал место, по которому пришелся кулак. Кажется, маленько припухло. Да, тяжелая рука северных красавиц…
“Ничего,– подумал Долгов.– Не в самый ведь глаз. Может, не будет синяка. Хотя ради такой женщины не грех и фонарем посветить… Ох, лопух же я: даже имени не спросил. Просто смех и горе!”
Глава вторая. Огонь в снегах
Через полчаса Долгов уже трясся по зимнику в фургоне, загруженном продуктами. Огни поселка раз да другой нырнули за снежные бугры, а потом и вовсе исчезли. Фары грузовика полосовали мутноватую полярную ночь. Машина монотонно гудела, подвывала на подъемах, часто подпрыгивала на ухабах, словно желая получше утрясти содержимое кузова.
Среди содержимого был и Долгов. Он без особой радости пристроился в узком проходе фургона, усевшись на свой рюкзак. Его сразу предупредили, что автопечка давно “сдохла”, то есть надежно неисправна. Оттого холодина в “фуре” та же, что и дворе, только без ветра. И то ладно. Со стороны кабины светилось мутное пятно плафона, обозначая контуры разного груза, сваленного как попало. Было так тесно, что пришлось согнуться в три погибели. Втиснутые между ящиком и мешком ноги стали затекать уже через три километра. Ладно бы это, но сбоку при тряске на него все время угрожающе надвигалась мерзлая коровья туша. Долгов не сводил с нее глаз, время от времени пытаясь отодвинуть ее вглубь фургона.
Ноги стали деревенеть, по ним забегали мурашки. До буровой, по разговорам, как бы не двадцать пять километров. Дотянет ли? Валенки так и не просохли после снегочерпания, тепло держат плохо… А ведь, ему, Долгову, казалось, что, дождавшись машины, он оставит позади все свои проблемы, горести, и начнется у него жизнь новая, интересная, без душевных надрывов.
Надо что-то придумать. Иначе они, которые сейчас блаженствуют в кабине, выволокут из фургона не одну, а две мерзлые туши.
Долгов стал поочередно вытаскивать из тисков ноги в неповоротливых валенках, протягивать их поверх ящика и энергично шевелить пальцами. А туша тем временем раскатала себе какую-то горку. То и дело съезжая по ней, она норовила придушить попутчика всей своей убойной тяжестью.