Очнулся Долгов от крика Дидэнко, который тряс водителя за плечо:
– Держи руль, гад! Ру-у-ль!..
Задремавший Санёк со страху резко крутанул руль и ударил по тормозам. Машину кинуло к левой обочине, и она зарылась носом в глубокий снег.
– Что, гад, дело свое четко знаешь?!– взорвался Дидэнко.– Врезать бы тебе пару раз!
– А ты чё в ухо орешь, в натуре?..
Нечего было и думать вытолкать машину на дорогу. Решили вдвоем – Дидэнко и Долгов – идти за трактором на буровую, до которой оставалось километров пять.
Впереди большими шагами чесал Дидэнко, энергично размахивая руками. За ним спешил Долгов, с трудом поспевая, спотыкаясь, вытирая пот со лба. Все у него расплывалось перед глазами, зимник норовил вильнуть то влево, то вправо. Ноги держали плохо, он падал, вставал и снова перебирал своими неуклюжими, неуправляемыми валенками.
“Ну, лось!– думал он, глядя в спину Дидэнко.– Конечно, мне полный налил, а себе полстакана…”
Когда он растянулся на дороге в очередной раз, то увидел, что Дидэнко остановился и наблюдает за ним. Когда Долгов подошел, он хитровато сощурился и сказал:
– Ну и здоров же ты, Петрович! Ломишь, как и не пил!
– Да уж… мы такие.
– Послушай. Петрович, этот Санёк – барахло, а не человек, не доверяю я ему. У меня ж там продуктов на тысячи, понимаешь? Вот тебе я доверяю, ты мужик что надо. Намек понял?
– Не понял,– упрямо сказал Долгов.– Не люблю возвращаться.
– Я говорю, продукты у меня там…
– Вперед и выше!– куражливо отрезал Долгов.– Ты что, друг, за слабака меня держишь?
– Петрович, я тебя держу за надежного мужика.
– Это другое дело, молодец,– похвалил Долгов.– Дай пять.
– Ну, вот и договорились.– Дидэнко быстро пожал ему руку, одобрительно похлопал по плечу. Повернулся и зашагал по зимнику.– Жди, скоро трактор пригоню!
– Эй-эй!– спохватился Долгов.– Я ж, вроде, не согласился!
– Я скоро!– помахал рукой Дидэнко.– За продукты отвечаешь ты!
И он растворился в темноте.
– Мы так не договаривались!– крикнул Долгов, но ему ответил шум ветра в верхушках елей.– Смех и горе и больше ничего…
Он постоял с глупым видом, потаращился на темный, расплывчатый лес по правую сторону дороги и плюнул в сердцах. В его хмельной голове зрело чувство оскорбленного достоинства: как с пацаном обращается этот лось раскормленный.
“Я ему не сторож, пускай сам свои продукты сторожит… говядину эту дурацкую. А мне надо вперед и выше…”