И он торопливо зашагал, запетлял в ту сторону. Где скрылся Дидэнко, решив если уж не догнать его, то хотя бы не намного позже добраться до буровой.
Падать он стал меньше – мороз и пурга хорошо проветривали мозги. Справа от зимника всё тянулась пугающая стена елового леса, мрачного, потемневшего оттого, что на ветру деревья посбрасывали с себя комья снега. Слева, куда хватало глаз во мраке, таинственно белела тундра.
Через полкилометра его прыть заметно поубавилась. Он замедлил шаг, оступился на колдобине и упал. Полежал навзничь, переводя дух. Темное небо стало медленно вращаться – сперва в одну сторону, потом в другую. Покаруселив, начало раскачиваться, как при морском шторме. К горлу подступила дурнота.
“Нет, лучше идти”,– решил Долгов.
Как только он поднялся на ноги, его кинуло в одну, потом в другую сторону, но он выдержал качку. Уточнил вытянутой рукой направление и зашагал по зимнику.
Стоп! А почему лес не там, где ему быть положено? Он же справа рос. А слева, вроде, была плешь эта самая… полярная. Он что, назад повернул?
Долгов круто развернулся и потопал в обратную сторону. Теперь и думать нечего догнать раскормленного лося.
Тут он заметил, что лес тянется по обе стороны зимника. Остановился в растерянности, закрутил головой.
“Такого мы, вроде, не проходили. Не свернул ли я с дороги?”
Темно, ни шута не разберешь. А пурга рвет и мечет. Он вдруг со всей остротой почувствовал опасность своего одинокого блуждания по лесотундровым просторам. С пугливой напряженностью вглядываясь в темноту, стал замечать какое-то странное, угрожающее движение под деревьями, у кустарников. И в одном месте, и в другом. Он даже начал различать длинные тела, подбирающиеся к нему по глубоким снегам. Стало казаться, что кто-то сверлит его сзади хищным взглядом. Резко обернулся – по другую сторону зимника тоже что-то оживало, шевелилось…
Мороз пробежал по коже, покрыв спину медленно тающей изморозью страха.
Долгов мгновенно забыл и про Дидэнко с его продуктами, и про все свои хмельные амбиции. Он быстро трезвел, но спирт еще вовсю гулял в голове.
“Точно, с дороги в сторону свернул, дубина! Полежал на зимнике, а потом свернул и не заметил.”
Он снова развернулся и заспешил обратно, стараясь меньше глазеть по сторонам, где почти под каждой елкой, под каждым кустом… Может, это только кажется, мерещится? Может, и мерещится, только ноги теперь и цепями не удержишь. Долгов стал внушать себе, что тут на сотни километров не то что зверя хищного, а даже мышей нет, потому как жрать им нечего в этой гиблой местности. “Чего бояться – пурги, темноты?– бодрился он.– Еще не в таких переделках бывать приходилось!”