“Все. Хватит. Я не заяц… петлять тут. Привал с дремотой.”
Но, сообразив, чем это пахнет, собрал последние силы и довольно еще резво выбрался обратно на бугор. Отдышавшись, снова стал ползать по насту в поисках тропы, которая подло заманила его в эту погибель.
Тропы как и не бывало. И невозможно понять, в каком месте он умудрился выпустить ее из-под ног. Наверно, когда начался этот плотный наст, по которому удобно было ступать. Он тогда вообще перестал смотреть под ноги, а зевал по сторонам, приглядываясь к кустам.
Теперь он брел наугад. Какое-то кустистое место показалось ему знакомым. С проснувшейся надеждой ринулся к нему, но с досадой заметил, что невдалеке чернеют еще несколько таких же, похожих.
“Ночью мне не найти ни тропы, ни дороги,– думал он.– Пока я еще не так далеко забрался, надо как-то переждать да рассвета.”
Это оказалось единственным верным решением. В далеком, туманном детстве он читал что-то о снежное убежище на случай пурги. Вот ведь правильно умные люди говорят: чтение – лучшее учение…
С трудом наломав ворох мерзлых, неподатливых веток, Долгов начал сооружать жалкое подобие шалаша чуть больше собачьей конуры. Как здорово. Что перчатки у него не на рыбьем меху, как куртка!.. Наломав кусков наста, обложил ими убежище, плотно обсыпал стенки снегом и утрамбовал валенками. Закончив, неуклюже на четвереньках забрался внутрь, по-собачьи свернулся калачиком на подстилке из веток и жухлой травы.
“Дела не так уж плохи,– подумал.– Главное – не паниковать… и не отморозить чего-нибудь такое…”
Как же теперь ему пригодится подаренная фуфайка! Она как в воду глядела, красавица станционная!
Немилосердный ветер уже не терзал вконец измученного Долгова, и он успокоился: конурка да фуфайка спасут его, вполне можно выдержать до утра.
Прошло совсем немного времени, и он с тоской понял: это всего лишь иллюзия человека, которому когда-то впотьмах удалось добраться от спальни до туалета и при этом не разбить себе лоб. Тело, согретое спиртом и беготней, теперь жестоко расплачивалось за обман.
Началось с пальцев на руках и ногах. Они окоченели. Их уже больно пощипывало. Ноги, спина, грудь… мороз доставал всюду. Начинал бить крупный озноб, зубы стучали так, что хоть придерживай рукой челюсть.
Какое-то время Долгов еще крепился, но когда с удивлением почувствовал в теле подозрительную легкость, невесомость, он в испуге выскочил вон, обрушив свое легкомысленное укрытие. Сделал несколько неуверенных шагов. Ноги превратились в деревянные ходули. И о таком он тоже читал в какой-то весьма полезной, поучительной книжке.