Я больше не ощущала влажной текстуры руки Милы. Еще какое-то время я держалась, искала, но, честно говоря, не могла больше выдержать ни секунды боли. В Миле ничего не осталось. Я отпустила их руки, и мои глаза открылись. Согнувшись пополам, я тяжело дышала.
Перед моими глазами плясали белые точки, а уши донимал слабый жужжащий звук. Кровь, и еще кровь. Она намочила переднюю часть моего платья, и ее пятна остались на ковре.
Я поднесла тыльную сторону дрожащей руки к носу и вытерла. Рука стала малиново-красной.
«Дарина», – произнесла Мила тоном скользким от слез. Она присела ко мне и положила руку мне на спину. «Дарина, с тобой все в порядке?» Со мной все в порядке? Ты шутишь? Я потянулась к ее руке и позволила себе упасть на нее. Мила поймала меня. «Я в порядке», – выдавила я, но едва могла держать глаза открытыми. Каждое медленное, туманное моргание менялось, словно книжка с картинками. Я моргнула. Каспар посмотрел на свои руки, на его губах играла легкая улыбка, и он согнул пальцы. Мила прижала меня ближе и начала успокаивающе поглаживать мою руку. Я моргнула. Каспар смотрел на меня сверху вниз, склонив голову набок. Его взгляд на секунду встретился с моим, затем, он поклонился и попятился от меня.
Я моргнула.
В поле зрения появился алый военный мундир. На меня смотрело красивое, гордое лицо. Глаза цвета луны, танцующие с тенями и кинжалами.
Я моргнула.
Бог Мор с безразличным видом перевел свое внимание с меня на Каспара.
«Найди им комнату в покоях смертных.»
Бог Мор посмотрел на меня совершенно непроницаемым взглядом.
Я едва могла сфокусировать на нем свой затуманенный взгляд. Тьма подкрадывалась с краев.
«Я еще не закончил с тобой.»
Я моргнула.
Темнота.
Я проснулась в холодной темной комнате.
Меня прижимало толстое одеяло, не такое грубое, как на судне. И все же, оно было достаточно шершавым, чтобы заставить меня вылезти из-под него.
Приподнявшись на локтях, я позволила туману в глазах медленно исчезнуть. Теневые формы начали проясняться в темноте.
Я была в узкой незнакомой комнате.
Окно, которое находилось напротив меня, было закрыто тяжелой, изъеденной молью занавеской, а рядом с ним стояла медное корыто, с поцарапанными краями, придававшая комнате чувство холода и бесчувствия.
Разорванная бумажная ширма должна была обеспечить купальне некоторую приватность. Но, несмотря на все разрывы и дыры в бумаге, я могла видеть корыто так же ясно, как и узкую, жесткую кровать, на которой я сидела. Рядом с моей кроватью стояла такая же идентичная кровать, а между ними стоял плесневелый деревянный столик. И все же, несмотря на пыльный воздух и застоявшуюся вонь старой похлебки, в моей груди расцвело чувство надежды. Это место было больше, чем у меня когда-либо было для себя. Но, и с неописуемым осознанием, я поняла, что жива.