Аня печально, снисходительно-понимающим взглядом взирала на Илью. Видимо, она была отлично осведомлена о том, что происходит с её соседкой по палате. Повисла тягостная, неловкая пауза. Напряжённая атмосфера неприятно давила на сознание. Чтобы хоть как-то её разбавить, Илья принялся вдохновенно рассказывать о своих прошлых путешествиях, о любимых книгах, о курьёзах на работе. При этом он довольно остроумно шутил, отчего его милые собеседницы безудержно хохотали, держась за животы, а когда Илья рассказал о своём дедушке, тоже фотографе, те и вовсе чуть не попадали с кроватей. На снимках, сделанных его дедом, не было ни одного человека, который бы не смеялся, – а всё потому, что дед не выговаривал буквы «р» и «л». И впрямь трудно было удержаться от смеха, когда он упрашивал своих моделей: «Ебята, уибнитесь!»
Так, за чаепитием и праздными разговорами, незаметно пролетело время. Понимая, что уже поздно, Илья попрощался с девушками и вернулся к себе. В груди у него бушевали смешанные чувства. Взяв толстую тетрадь с глянцевой обложкой, которая должна была стать дневником для путешествия, Илья начал записывать всё, что испытывает к прелестной Нике, – замужней, чёрт возьми, женщине.
Ника. Очаровательная Ника. Исписав страницу, Илья закрыл тетрадь и погладил обложку. Красивая, пёстрая, приятная на ощупь, с приделанной к ней ниточкой вместо закладки, которую он привёз из Таиланда. Отличная тетрадь для дневника.
Он лёг с тяжёлой головой, которую разрывали мысли о намеченной поездке и о нечаянной, нежданно-негаданно навалившейся тяге к замужней Нике. Впервые в жизни в Илье заговорила совесть. Раньше он был циничным в этих вопросах, с лёгкостью заводил романы с замужними женщинами, которые сами вешались ему на шею. Так почему бы этим не воспользоваться? Можно хорошо развлечься и в то же самое время быть свободным как ветер, никаких обязательств… Причём расходились они так же легко, как сходились – ни тебе ненужных метаний, ни треволнений, ни страданий. Красота, да и только. По памяти он насчитал три таких романа. Но сейчас… Сейчас всё было по-другому, совсем не так. Он мог бы запросто, играючи завести подобный роман и с Никой, однако что-то мешало ему; появились несвойственные ему робость, нерешительность, а ещё доселе незнакомое чувство глубокого сострадания к человеческому существу. Илья чувствовал Нику, её внутреннее состояние. Это-то и было самым странным и непонятным.