На это Александр Сергеевич ничего не ответил.
– Пойду я, пожалуй, спать, – сказал он после некоторого молчания. – Устал.
– А как же Алла?
– Найдет себе другого…
– Смотри, Сашка, не веришь ты мне! Но придут ОНИ, и останешься ты в своей деревне на веки вечные, и будешь телятам хвосты крутить! ОНИ всех поэтов в колхозники переведут.
– Ты ведь говоришь, что они не пройдут…
– Да! Потому что мы костьми ляжем, но не пропустим их! – неожиданно рявкнул Анатолий Васильевич. – Но бойся, мотай на ус: кто не с нами сейчас, тот с ними!..
– Спокойной ночи, дядя Толя, – оборвал его прокламации Александр Сергеевич.
– Решай, Саша. Решай, в какой лодке плыть и с кем плыть, – сказал ему напоследок дядя.
Загвоздка была в том, что Александр Сергеевич считал себя литератором и поэтом. Изредка в тематических номерах местной газеты печатали его стихи и небольшие рассказы. Раза три его имя появлялось в литературном альманахе. Другой бы этому радовался, но на Александра Сергеевича достигнутое лишь навевало тоску, так велики были его амбиции.
На утро за завтраком ночной разговор повторился. За столом, как и следовало ожидать, поднялся крик. В бой вступила супруга Анатолия Васильевича. Она то бледнела, то вдруг становилась багровой и выкатывала бесцветные глазки, но на племянника впечатление так и не произвела.
Весь последующий день Александр Сергеевич укладывал вещи и, томимый предчувствиями, перелистывал блокноты с черновыми записями. Вечером появилась Алла, и несколько часов кряду продолжался у них неприятный и совершенно бессмысленный разговор с заламыванием рук над головою и обильными женскими слезами.
Утром следующего дня Александр Сергеевич съездил на бывшую работу, взял расчет и деньги по остатку. Полагалось на прощание гульнуть, посидеть с бывшими сослуживцами за бутылочкой. Но заходить к ним он не стал, потому что был зол на этих людей за редкостное равнодушие.
По факту же все было готово к отъезду, и оставалось ему только перелистывать черновики и проклинать судьбу.
– Это дело поправимое, – Сергей Никанорович пнул по четверти. – Летом подтяшем, подправим. Жить можно. Ну, проходи, что ли, новый хозяин!
Он звякнул замком. Жутко заскрипела несмазанными петлями дверь, и Александр Сергеевич переступил порог родительского дома. Просторные сени были заставлены старинными «горками» и лавками. В небольшое оконце падал со двора тусклый свет.