- Я предлагаю сделать так, чтобы ваш Род не пресекся, а другой
Александр не стал заложным покойником, вынужденным бродить по земле
не находя упокоения. А чернорясники из Синода меня совершенно не
волнуют. И поверьте, ваш сын будет жив и совершит еще немало дел,
которые ему предназначены.
- Но ведь это будет не мой сын! Кто-то чужой…
- Биологически – ваш, душой – из другого мира, но все равно
принадлежащий Роду. Род превыше всего, вы это знаете. Это будет
также, как если бы у вас был сын, похищенный в младенчестве и не
знающий вас, но все равно он не перестанет быть наследником рода.
Решение за вами.
- Не слишком ли далеко вы готовы зайти? - сказал граф,
ноздри его раздувались, на скулах заиграли желваки.
- Это я вам должен задать этот вопрос, граф. Насколько далеко вы
- Кресислав выделил это слово – готовы зайти. И дать шанс обоим – и
душе и этому миру.
В душе графа боролись сразу два чувства. И невозможность
переступить через определенные моральные и духовные принципы, а с
другой… Род Драбицыных угаснет. Кто у него есть? Сестра с двумя
дочерьми, замужем за захудалым помещиком, жена и… был сын.
Наследник, на которого возлагалась вся надежда на поддержание и
продолжение становления рода. И вот так, втянутый помимо воли за
грехи отцов, точнее, чего уж душой кривить, за его грехи, в
смертельные разборки спецслужб. А если не станет самого графа –
придет конец всему, что он так долго и с большим искусством строил,
и некому, некому все это передать! Грех? Да! Но как скажут батюшки
– «бог дал, бог взял, утешься, сын мой». Нет. Надо попробовать
открыть дверь в другой мир. А если что-то пойдет не так, то… Граф
машинально сжал ткань кармана, в котором лежал любимый маленький
«Вальтер ППК». Если вместо сына он обретет чудовище, то сам его
отправит за грань миров, своей рукой. А если все получится…
- Знаете, Кресислав, я принял решение.
…Сознание возвращалось постепенно. Сквозь полусомкнутые веки
пробивался неяркий свет. Где я? Лежу где-то на чем-то мягком, в
тишине, нарушаемой лишь каким-то попискиванием. Я заставил себя
поднять свинцовые веки и посмотреть перед собой. Потолок, неяркие
лампы на нем…
- Он очнулся! – чей-то голос за кадром.
А вот и обладатель этого голоса – мужчина с запоминающимися
рублеными чертами лица.
- Ты в порядке? – о, да тут у меня целая компания. Второй,
аристократического вида, чем-то как будто смутно знакомый…