– Мне?.. – изображая робость маленькой девочки, но и не без тщеславинки из-за того, что избрана, откликнулась Любовь Игнатьевна. – Почему непременно мне?
– Вы трогательная и беззащитная. К вам трудно отнестись по-казенному, – словчил Алексей, отплачивая тете Любе её же льстивой монетой. – И прокурора помянули вы. А инициатива, говорят, наказуема.
Любовь Игнатьевна готовилась к визиту в прокуратуру, как к незабываемому первому своему свиданию. Она пробовала нанести макияж и принарядиться. Затем убирала лишнюю подкраску и одевалась строже. В конце концов, мудрость взяла верх, и она остановилась на полном отсутствии косметики, поношенном домашнем сарафанчике и кофте с вытянутыми локтями.
Посещение должностного лица, по отзывам тети Любы, сложилось самым благоприятным образом. Ее слушали очень внимательно, да и она не оплошала. Фигли-мигли с подсовыванием забора вместо стен и заклеймила, и высмеяла.
Не прошло и месяца, как на имя тети Любы поступило официальное письмо прокурора, камня на камне не оставляющее от ложного «заключения» и грозящее привлечь махинаторов к ответственности.
Вчитываясь и комментируя замысловатые, но юридически значимые обороты, на сходке у Алексея отмечали получение письма как много пообещавшую промежуточную победу. А когда в квартиры вернули газ, – ликовали с чувством победы окончательной.
Тем временем процедура выкупа подошла к предпоследнему шагу – Алёшу направили к специалистам, производящим оценку объекта. Конфузясь, в выражениях, лишенных ясности, он намекнул, что готов благодарить за умеренность итоговой цены. Это встретили с пониманием, без ухищрений и экивоков назвав вполне приемлемую величину благодарности.
Он сразу же рассчитался и спросил, нельзя ли выдать акт оценки побыстрее. Ему ответили, что затягивать дела не станут, но что излишняя поспешность способна вызвать подозрения. Он согласился, подумав о своих обстоятельствах, о нежелательности огласки, и не стал настаивать на чрезмерном ускорении.
Но тут злые, как коршуны, снова налетели работники газового хозяйства. Оскорбленные ролью крайних, которых понукают дергающими вперед-назад приказами, они, сцепив зубы, отмалчивались на трагические взывания тети Любы и обходили ее, когда это требовалось, как неодушевленное препятствие.
Прокурор, которым она пыталась испугать бригадира слесарей, на этот раз оказался занятым, и Любовь Игнатьевне ничего не оставалось, как вручить под роспись жалобу надутой секретарше.