– Двадцать семь.
– Ох жизнь… Как же ребятня теперь без защиты?
***
После похорон задумчивый Магнус в одиночестве сидел за столом, сосредоточив взгляд на свечном огоньке. Стояла глубокая ночь. Из комнаты, натягивая на плечи платок, в одной тонкой рубахе вышла Айна.
– Магнус, – она присела рядом на лавку и заглянула ему в глаза.
По взгляду, обращённому внутрь, поняла – он её не услышал.
– Магнус, – позвала она снова и легонько похлопала по плечу.
Он вздрогнул, повернулся.
– М?
– О чём ты задумался?
Мордок поёрзал на лавке, вытянул ноги.
– О ней, – вздохнул он.
– О Хельге?
Он покачал головой:
– О Наринге.
Айна нахмурилась.
– О её проклятии, – проговорила она и села ровно.
В тишину вторглась далёкая собачья брехня. И снова всё стихло. Мордок вопросительно посмотрел на жену.
– Ты знала?
Айна расправила на коленях рубаху.
– Знала, нас ведь касается. Весь Грейстоун знает. Помнят не все.
– Касается, – повторил он отстранённо. И вдруг сел к ней вполоборота, схватил за руки и с горячностью заговорил: – Ты веришь? Скажи, веришь в то, что она нам напророчила.
– Я не знаю, – честно призналась Айна. – Но, если это так… – на бледном лице беспокойно замерцали глаза. – О боги! Магнус, Лансу ведь тоже двадцать семь было… когда он…
Не в силах договорить, она замолчала.
Порывисто прижав её к груди, Мордок сурово посмотрел на окно, за которым стояла глубокая осенняя ночь. Айна, устроила голову у него на плече и поджала губы. На ресницах заблестела влага.
– Я гоню от себя эти мысли, родная. Постоянно гоню. Только зачем я это делаю, не понимаю. Ведь мне и гадать ни о чём не нужно. Всё ясно как белый день. А всё равно до последнего принимать не хочется.
– И вот ехали они также по той стороне Студёной. А уже ночь подбиралась.
– Ххе-х, – усмехнулся мужик, слушая очередную байку товарища. – Додумались тоже.
– Ага, – поддёрнул тот поводья, понукая лошадей бежать шибче. – Слышат, в кустах как завоет. И на дорогу волчара размером с быка выскакивает.
Услышав такое, спутник упал на солому и зашёлся буйным хохотом. Закашлявшись, он перевернулся набок, кое-как отдышался и приподнялся.
– Ну ты ври, да не завирайся, – попросил он, садясь, и с надсадным стоном утёр выступившую слезу. – Размером с быка.
– Да я, что ли, это придумал! – возмутился мужик. – Рассказываю, как мне рассказывали.