И вот мы остались вдвоем. Две одинокие горошинки в стручке горя и скорби. Сын – изувеченный войной солдат, дочь – обезумевшая служительница дьявола. Глухой мужчина и женщина, отвергнувшие речь.
– Жалею, что не получилось уехать раньше. – Я попыталась заглянуть Томми в глаза, но он на меня не смотрел. Казалось, его взгляд устремлен куда-то далеко-далеко, за пределы Атлантики. – Может, тогда тебе бы жилось лучше, но сегодня это большее, что я могу. Молю: хотя бы попытайся! Дай Нью-Йорку шанс. Я буду откладывать деньги и через несколько месяцев попробую выкупить наш дом, если его выставят на аукцион, а тебе не понравится в большом городе. Но прошу, хотя бы попытайся. Ради меня.
Ну вот и все. Хоть кричи, хоть рыдай, хоть падай на ковер и катайся по полу перед братом. В конце концов, после папиной смерти Томми стал главой семьи. Я же так и осталась младшей сестренкой, дерзким несмышленышем. Все решения принимал Томми, и большее, на что можно было надеяться, – он хотя бы обдумает мои слова, но куда там. Только папина фигура и разделяла наши миры: то, что хорошо для Томми, и то, что хорошо для меня. Насчет последнего у брата было свое мнение, подпитанное многолетними спорами с отцом. Он бы не стал меня слушать. Он в любом случае поступил бы так, как считал правильным, а я, женщина и его тяжкий крест, вынуждена была бы подчиниться.
Я кивнула, стараясь мысленно свыкнуться с тем, что над братом сгущается новое проклятие:
– Я попытаюсь.
Я стояла на ветхой, разваливающейся платформе рядом с Томми, сжимала ручку набитого до отказа чемодана и обмахивалась веером. За железной дорогой в палящих лучах солнца угадывались городской колодец – именно у него собирались новобранцы в тот день, когда Томми отправили на войну, – старая школа, универмаг «Таллис», аптека. Еще дальше раскинулось кладбище, где обрели вечный покой мои родители, а чуть поодаль осталась ферма, на которой я прожила всю жизнь. Это и был весь мой мир, и другого я не знала. Удел незавидный, и не то чтобы я питала к Фэйрвилю большую любовь, но внутри все равно ощущалась горечь от осознания, что я вот-вот лишусь всей своей прошлой жизни.
Мимо с гудением пронесся поезд. Густой дым, плотный и едкий, заволок мне глаза и ударил в нос. Ветер сорвал с моей головы шляпу, и Томми бросился ее догонять, велев мне следить за вещами. Его чемодан стоял на платформе по соседству с моим. Вся наша жизнь уместилась в двух небольших сумках. Все остальное мы продали банку.