в окнах самого дальнего дома
цвет вечерний глубок и багрян,
ночь неведомой силой ведома…
Наступает незримо печаль,
открывается стылая осень —
и качает небес литораль
бесконечную лунную просинь.
II
Осенние кроны шуршали,
а души искали родства;
над краем спадающей шали
с тропинки взлетала листва.
И взгляд твой, и к дому ступени —
всё выжег опаловый свет;
и тёплые лунные тени
искали наш спутанный след.
Под замершей в небе кометой
речные скрипели мостки;
немыслимой осенью этой
мы были впервые близки —
к падению в горние выси,
как пух перелётных зарниц,
как свет, наплывающий к ризе
едва приоткрытых страниц…
III
Прохладная тишь запоздала:
сентябрь необычно лучист;
в серебряной лодке причала
уносится сорванный лист.
К земному склонён изголовью
строительный кран-исполин,
кроваво-сиреневой дробью
пронизаны кроны рябин.
А тени – попутчицы страха —
взлетают с речной глубины,
как будто с Чумацкого шляха*
доносится сполох войны.
К рукам, к пожелтевшей бумаге
закат пригорает слезой:
качнувшись, пожухлые маки
стреляют засохшей росой.
-–
* укр. Чумацький шлях; украинское название галактики Млечный Путь.
***
Осень – лирика в лёгкой тунике
С золотисто-пурпурной каймой,
В каждом тихом серебряном миге
Слышен Космоса вечный прибой.
С каждым шорохом гулко, отлого,
Проплывая над Млечной дугой,
Отзывается в сердце тревога
От природы прозрачно-нагой.
В каждом звёздном плывущем карате
Поступь Бога: взлетая, сорви…
И так много вокруг благодати,
И так много незримой любви.
Мимолётные дни
Л.Ш.
I
К сожалению, всё мимолётно,
мимолётны секунды и дни.
Всё истлеет, истлеют полотна
и знамёна. На небо взгляни!..
Видишь эти осенние выси,
острый месяц в янтарном огне?
К этой стылой немыслимой ризе
прикасаются блики на дне.
Это дно – наши горние своды,
наши окна и лики церквей,
из которых исходят народы,
как морозный огонь-суховей.
Так не плачь: как и водится, мимо —
как ни целься! – ударит лоза…
Лишь теченье далёкого дыма
возвращают на миг небеса.
II
…Этот город – осенняя сказка,
этот город – холмов высота:
есть печаль и немного – опаска,
гладь речная вдоль склонов желта;
где церквушек искристые пятна
проплывают: пространство цветёт.
По волне воротиться обратно
невозможно, а только – вперёд,
чтоб, как лунки, янтарные лики,
напитавшись зеркальной водой,
отражали небес базилики
средь листвы золотисто-седой…
Повторятся великие круги —
можно их бесконечно верстать.