Она на минуту поворачивает ко мне голову и снова переводит взгляд в окно:
– Что ты не ешь? Горячо? В коридор снеси, там быстрее остынеть.
Я отказываюсь от ее предложения и продолжаю возить ложкой в молоке и вермишели. Кухню освещает только одна лампочка без плафона в центре потолка. Тусклый свет рассеивается, превращая оконные стекла в полупрозрачное зеркало. Я вижу бабушкино задумчивое лицо, свои неровно отрастающие после прошлой стрижки волосы, отражение лампочки под потолком, темное небо с лоскутами плотных серых облаков и очертания большого палисадника, где мы несколько часов назад опрыскивали розы от тли.
Повисающую между нами тишину чуть слышно разбавляет радио. Приемник стоит в бабушкиной спальне на столе. Дверной проем комнаты закрыт тяжелыми шторами и выходит прямо на кухню. Два мужских голоса ведут неспешную беседу на «Радио России», но я не могу разобрать о чем.
Несколько раз ложкой зачерпываю молоко и выливаю его в тарелку, внимательно наблюдая за бабушкой. Вижу, что слова словно застревают в ее горле. Я знаю эту тишину и жду, когда начнется рассказ.
– Пип, пип, пип… Московское время двадцать часов… – раздается на радио.
– Бам, бам, бам… – вторят настенные часы с маятником в гостиной.
Сигналы точного времени возвращают бабушке голос:
– Вот же ж бываеть. Мы со старой бабкой раньше сами мыло варили и для купания, и для рук. Чистым щелоком стирали. Не было ни шампуни, ни порошка. – Бабушкин голос звучит монотонно и глухо.
Для меня это что-то про магию. Представляю ее над булькающим котлом в остроконечной шляпе, как ведьму из диснеевского мультика. Еле сдерживаю смех и делаю вид, что поперхнулась, но бабушка этого не замечает.
– Золу водой заливали, отстаивали, и получался щелок. Потом топили жир, какой был. Перемешивали со щелоком и – на огонь. – Ба странно усмехается. – Мыло как творог сворачивается, когда нагреваешь. А там снять, пересыпать солью, и можно собирать. Делов-то… – Голова бабушки повернута к окну, но она как будто не видит, что там происходит. – А тогда почему-то не смогли… – Бабушка молчит несколько минут, поджимает губы и с шумом выдыхает. – После войны уже было. Решили купить на рынке. – Машинально трет ладони друг об друга, будто моет руки. – Уж не знаю, что они там намешали, может, щелока слишком много, тогда-то у нас с матерью волосы и вылезли… Что только не делали, но гуще не растуть…