– Вот вам крест! – я осенила себя крестным знамением, хотя до этого, грешным делом подумывала, а не рассказать ли все Доктору: пусть он, как тот барин шутил, посадит ее на коня, да и увезет.
В двери постучали.
– Оленька, будет уже сплетничать! – крикнул Петр Иваныч. – Скоро гости сходиться начнут, а прислуга совсем от рук отбилась.
– Иду, папенька! – Барышня схватила пуховку и припудрила лицо. – Ох, Господи! – прошептала едва слышно. – Гостей будет тьма, а… – резко себя прервала и пошла открывать дверь.
– Что за новости, Оленька? – удивился барин. – Уж не плакала ли?
– Ах, папенька, все это глупости. Неохота мне дом покидать. И Забаву больше не увижу, а сколько вечеров мы вместе просидели…
– И правда, глупости. Девица рано или поздно свой дом заводить, семью. А если с Забавой расставаться не хочешь, бери ее с собой вместо горничной. Она девка расторопная, справится.
Барышня вопросительно на меня посмотрела, но я покачала головой:
– Позвольте уж остаться.
– Ну а писать мне будешь?
Я смотрела барышне в глаза и понимала, писем о ком она станет ждать. Я кивнула.
– Оленька! Ну, ради Бога! Полдень уже! – не выдержал Петр Иваныч.
Ольга Петровна сбежала в гостиную и вернулась с пригоршней золоченых орехов.
– С Рождеством, Забавушка!
Снег поскрипывал под валенками, шла я домой и думала: «Бедная барышня! Нет, я никогда не влюблюсь. Только этой радости мне не хватало. Да в кого?! В Доктора! Вот уж кого любить невозможно, хоть и красив, и статен. Тоской от него и холодом веет, как от плиты могильной…»
Я вспомнила о его товарище, что перстенек потерял. Пусть каждую ночь после молитвы, пока не засну, о нем вспоминаю – все одно это не любовь. У Ольги Петровны никаких надежд, и она мучается. У меня тоже надежды нет, но я радуюсь, когда в мечтаньях он мне о любви говорит. А потом так легко, спокойно делается.
Я ссыпала орехи на стол, взяла топор и пошла в лес – что за Рождество без елочки?
Долго бродила, и все мне не нравились: то куцая, то погнутая, а то и в избу мою не пометится. Вконец уморившись, нашла елочку маленькую, пушистую, словно игрушечка. Едва срубила, услышала шум – на поляну выбежали гончие, а следом через снежную целину летел всадник.
– Ого-го! Забавушка, видно не слушаешь моих наставлений! – крикнул он мне со смехом, и я узнала барина.