Даже если спляшу голышом, сияя пионом стигмы, все равно останусь виноватой. Трижды. За нарушение обета академии, ведь сбежала с территории кампуса без заключения договора с работодателем или избранником. За применение магии на балу. А еще за возможную смерть Синара. Что они там мне еще инкриминировали? Воровство? Порчу королевского имущества?
– Любава, у вас есть доказательства? Не уклоняйтесь от ответа перед верховным судящим и королевским советом, – надавил голосом обвиняющий.
Я бросила уничтожающий взгляд в ужасно поседевшего за эти месяцы короля и жестко произнесла:
– Нет. Никаких доказательств и свидетелей нет. И не будет. Только мои слова.
Дэкус ин-тэй нахмурился еще больше, снова дернулся, но не встал, только сжал челюсти так, что желваки задергались под густой бородой, а на бледной коже щек выступили пятна.
Обвинитель постоял напротив меня, почесал лысое темечко кривым пальцем, а затем отошел к восседающему на трибуне верховному судящему, похожему на черный гриб в своей мантии. Они долгое время приглушенно о чем-то беседовали, после чего мужичок с плешью обернулся к королю и выжидающе замер.
Я поняла, что мое время пришло.
Сжала пальцы до резкой боли, но не опустила взгляд – смотрела на правителя и, дождавшись его кивка в сторону обвинителя, снова усмехнулась.
Он не представляет, что сейчас произошло. Но пусть… я не могу так дальше жить.
Десятки дней в тесной грязной темнице забрали силы до последней капли. Стражи не смели трогать меня, как женщину, хотя и облизывались, будто шакалы. Зато избивали исподтишка. Не сильно, чтобы знала свое место и не сдыхала. Раз в день приносили похлебку, больше похожую на рвоту, и кружку мутной вонючей воды. В довесок подбрасывали несколько тычков в живот, лишающих меня и без того слабого аппетита, и щедро дарили пощечин, разрывающих нежную кожу. Наверное, это был чей-то приказ – издеваться надо мной до изнеможения и уродовать, потому что каждый приходящий страж повторял действия предыдущего. Но никакие побои после двух встреч с Ульвазом мне не страшны, и я все стойко вытерпела.
Они явно пытались сломить мою волю, лишить достоинства и заставить говорить. Но я упрямо молчала. Ни один архимаг, высший или вояка не вытянул из меня и слова, где я была все это время и с кем.
А позже пришел Патроун.