– Мы способны выбирать оболочки, которые наполняем собственными силами. Не все из нас, кстати… В качестве новой оболочки, Амария выбрала твою Фьори – наследницу Эстериона. Девчонке не просто так отдали твоё сердце. Моя сестрица планировала удержать тебя с помощью божественной связи с принцессой.
Аксель не сдвинулся с места. Он не моргнул. Лишь ветер, налетевший со скал, растрепал чёрные пряди, будто горы сами зашептали ему о предательстве.
– Она… что?
Майнос знал этот тон. И знал, что за ним всегда следует не вспышка – взрыв. Но сейчас он сделал шаг вперёд, сжав руки за спиной, вручая себя во власть гнева добровольно.
– Всё было спланировано, – выдохнул Майнос. – С самого начала. Амария спасла девчонку в детстве не из милости. Она выбрала сосуд. И использовала твоё сердце как якорь, чтобы Фьори не просто выжила, а стала подходящей оболочкой для божественной силы. Для Любви и Ненависти.
Скулы напряглись, брови сошлись у переносицы, лицо становилось маской, выточенной из гнева.
– Не спеши поддаваться злости! – Майнос развёл руки в стороны, принимая порыв ветра, сорвавшийся с вершин. – План сестры провалился. Она не учла, что твоя Фьори заключит сделку со Смертью и пообещает ей своего первенца.
– Откуда ты это знаешь?
Аксель понимал, что в разговоре с Обманом, информация всегда будет преподнесена искаженно или так, как выгодно говорящему.
Майнос улыбнулся, и в этой улыбке было всё: и лукавство, и превосходство, и та самая капля истины, которую он всегда подмешивал к лжи, чтобы она легче глоталась.
– Прости, своих источников не раскрываю, – пожав плечами, ответил Обман.
Такой ответ мог не устроить Акселя, но другого у него не было. Майнос никогда не раскрывал свои способы получения информации.
– А ещё, я знаю, что Храм Смерти дрожит от предвкушения. Она ждёт ребёнка. Ждёт, как голодная жрица жатву. Вот только наследнице трона не суждено стать оболочкой. В Храме Хекат она не способна вобрать в себя божественную силу. Так что, нам остаётся ждать, пока дитя появится на свет. Фьори умрёт, а ты заберёшь своё сердце. Уверен, Смерть не станет вступать с тобой в противостояние и отдаст то, что принадлежит тебе.
Если бы у Акселя было сердце, оно бы сжалось от боли. Не от той, что рождается из жалости или сочувствия, а той, что вспыхивает от осознания собственного бессилия. От того, что ты – бог, но не можешь защитить то, что было твоим. Что носит твой след, твою силу, твою кровь.