– Первую кто-то выучил говорить еще во времена короткого солнца, патера, – пояснил торговец. – По крайней мере, так про них люди рассказывают. А после, надо думать, надоела ему ее трескотня, и выпустил он ее на волю, а может, она сама от хозяина упорхнула – это за ними не заржавеет, вернулась домой и обучила говорить всех прочих. Эту мне продал один мимохожий птицелов с юга, как раз в прошлую фэалицу, всего неделю назад. В целую карточку обошлась!
Шелк глумливо осклабился.
– Складно врешь, сын мой, художественно… да только нужда в капиталах тебя с головой выдает. Обошлась она тебе от силы в десяток долек, а то и дешевле, не так ли ты хотел сказать?
Торговец просиял, сверкнул глазами, почуяв поживу.
– Как хочешь, патера, а дешевле полной карточки я ее отдать не могу. Себе ж, понимаешь, убыток выйдет, и это в такое время, когда монета нужна позарез. Ты погляди, птица-то какова! Молодая, здоровая, сильная, на воле выращена… и вдобавок доставлена к нам из самой Палюстрии. На тамошнем большущем рынке к такому товару без целой карточки не подступишься, а то и доплатить придется. Одна клетка обошлась бы долек так в двадцать, если не в тридцать!
– А-а, – потерев руки, воскликнул Шелк, – так в твою цену входит и клетка!
Щелчок клюва ночной клушицы оказался куда громче ее бормотания:
– Нет… нет…
– Вот, патера! – Казалось, торговец готов запрыгать от радости. – Вот! Слыхал? Все понимает, что ни скажи! Знает, чего ради тебе потребовалась! Карточка, патера. Полновесная карточка. Ни единой дольки не уступлю: и так остаюсь без прибытка. Ладно, чего уж там, верни то, что я уплатил бродячему птицелову, и птица твоя. Роскошная жертва! Такую сам Пролокутор не постеснялся б богам поднести… а цена ей – всего-то карточка.
Шелк, приняв нарочито задумчивый вид, снова взглянул на солнце, обвел взглядом пыльный, переполненный рынок. Сквозь толпу – несомненно, в погоне за праздношатающимся юнцом, попавшимся ему на глаза чуть раньше, – пробивался, расчищая дорогу прикладами ружей, патруль стражников в зеленых рубашках.
– А ведь птица тоже ворованная, не так ли? – многозначительно осведомился Шелк. – Должно быть, так, иначе ты не прятал бы ее под столом вместе с катахрестом. Чем ты там пригрозил несчастному, у которого ее приобрел? «Лягвам на него накатить»… так ты, сын мой, выразился?