Минджун спустился со сцены, шаги отдавались глухим эхом в закулисье. Тени сгущались вокруг, обнимая металлические стойки и провода, змеями стелющиеся по полу. Здесь, под тусклым светом лампы, его встретил Чжинхо. Менеджер стоял, скрестив руки, серый пиджак смялся на плечах, планшет поблёскивал в пальцах. Лысеющая макушка блестела, отражая холодный свет.
– Что это было? Голос сел? До концерта неделя, Минджун, не выдумывай проблемы, – голос Чжинхо резанул воздух, хриплый от сигаретного дыма.
Минджун кашлянул, горло отозвалось сухим скрежетом.
– Всё нормально, просто першит. Дай мне воды, – слова вырвались сипло, ломко, выдавая слабость.
Чжинхо прищурился, глаза сузились в острые щели.
– Не заливай. Ты бледный, как стена. Если дело серьёзное, говори сейчас.
Рука Минджуна поднялась, отмахиваясь, но пальцы дрогнули, выдав напряжение. Чжинхо шагнул ближе, хлопнув планшетом по бедру – звук расколол тишину. Воздух между ними сгустился, пропитанный кофейным шлейфом и растущим недоверием. Минджун стиснул зубы, челюсть напряглась, подчёркивая острые линии лица.
– Я разберусь, – бросил он, разворачиваясь.
Шаги застучали по деревянному полу, унося его прочь от взгляда менеджера, от вопросов, рвущих хрупкую маску.
Минджун шагал по коридору за сценой, где тусклый свет аварийной лампы отбрасывал зеленоватые блики на стены. Провода, спутанные и тёмные, вились под ногами, цепляясь за подошвы. Из гримёрки донёсся смех – звонкий, лёгкий, прорезающий гул вентиляторов. Кихён выкрикнул: «Тэхён, ты опять кофе спёр?» – и голос Тэхёна, раскатистый, подхватил веселье, наполняя воздух беспечностью.
Их радость резала острее ножа. Минджун замедлил шаг, прислонился к холодной стене, чувствуя, как шершавая краска царапает плечо. Кулаки сжались, ногти впились в ладони, оставляя незримые следы. Память вспыхнула ярко: первая репетиция с группой – Кихён роняет микрофон, Тэхён хохочет, а он, Минджун, стоит среди них, согретый их верой. Теперь тишина обнимала его, тяжёлая, непрошеная.
– Где вы, когда я падаю? – шепнул он, и голос сорвался, растворившись в пустоте. Тень его фигуры легла на пол, одинокая под слабым светом, пока смех друзей затихал вдали, оставляя его с бедой, сковавшей горло.
Минджун вернулся к сцене, шаги гулко отдавались в тишине. Он остановился у занавеса, пальцы раздвинули тяжёлую ткань, открывая узкую щель. Пустой зал раскинулся перед ним, молчаливый и холодный. Стеклянные стены Seoul Star Arena ловили огни Сеула, дробя их в острые осколки, а ряды кресел выстроились в ожидании толпы. Через неделю здесь вспыхнут тысячи лайтстиков, мерцающих в темноте, и голоса фанатов, одетых в толстовки Aurora, сольются в крик: «Минджун! Ты наш свет!»