Она не могла забыть его слова, которые звучали в её голове как заклинание: «Ты счастлива, и это главное».
Теперь это была не просто фраза, а весь смысл её существования. Вернувшись, Микки с радостью поинтересовался о её недавних планах и предложениях. Лили рассказала, как она думала о своих целях, о литературе и живописи. Однако, замечая его недовольную реакцию, она вновь упала в старые паттерны. Он осторожно, но цепко вёл разговор, направляя её мысли так, чтобы её убеждения с каждым мгновением стали ему лишь угодными.
– Но ты не думаешь, что это слишком рискованно? – продолжал он, его голос звучал как знакомая мелодия. – Я всегда был с тобой, и мне не хотелось бы, чтобы ты потеряла контроль над своими желаниями.
Лили чувствовала, как её сердце сжимается от сомнений, и её уверенность в собственных решениях начала снова рушиться. Всё, что он говорил, звучало как мудрая забота, и она снова кивнула, последний раз глядя на свои мечты, уходящие дальше в темноту.
Она стала, как марионетка, ловко управляемая руками кукловода. Каждый шаг, каждое решение становилось под контролем Микки, а она, словно влюблённая дурочка, продолжала проглатывать его слова, не замечая, как всё больше теряет свою индивидуальность, свободу и способность быть самой собой. В этом маленьком мире, построенном из любви и зависимости, Лили запуталась, не осознавая, что теряет самое важное – себя.
Прошло несколько месяцев, и Лили почувствовала, что живет в странном мире, где границы её «я» постепенно размывались. Микки, казалось, стал её единственным проводником в жизни, приводя её к тем вещам, которые он считал «правильными». Она продолжала растворяться в его мнениях и вкусах, теряя собственные мечты и желания.
На вечеринке у общих друзей, где наконец-то нашлось время пообщаться с теми, кого она чуть не забыла, Лили попыталась вернуть старые привычки – посмеяться с подругами, обсудить последние фильмы и книги. Но даже там она чувствовала себя неловко.
– Лили! Ты же обожала импрессионистов, помнишь? – крикнула подруга через стол. Она открыла рот, но тут же поймала его взгляд – тяжёлый, предупреждающий.
– Это было так давно, – засмеялась она, и звук этого смеха был таким фальшивым, что аж заныли зубы. – Сейчас я увлекаюсь… экоактивизмом.
Позже, в туалете, она билась в истерике, потому что вдруг осознала: не может вспомнить ни одного художника-импрессиониста.