Она склонила голову, как учила Харуко, пряча лицо за завесой чёрных волос, выбившихся из причёски. Её руки дрожали, но она сжала их в кулаки, скрывая слабость. Толпа всё ещё гудела: купец в зелёном хаори хлопал так громко, что его кошель звенел, гейша с алыми губами шептала что-то подруге, а старик с палкой в руках кивал, будто видел в её танце что-то большее. Саюри заставила себя улыбнуться, лёгкой, отточенной улыбкой танцовщицы, но её взгляд невольно вернулся к нему – к незнакомцу в тёмно-синем хаори.
Он уже не смотрел на неё. Теперь он стоял чуть ближе к реке, повернувшись к пожилому мужчине в богатом кимоно цвета охры, чьи пальцы сжимали резной посох с головой дракона. Его седые волосы были уложены в строгий узел, а на поясе висел веер, знак высокого статуса. Они говорили тихо, их голоса терялись в шуме толпы, но Саюри уловила движение – лёгкий поклон незнакомца, полный сдержанной почтительности, и короткий жест руки старика, будто тот отдавал приказ. Её сердце сжалось. Кто он такой, чтобы кланяться этому человеку? И почему его присутствие всё ещё жгло её, даже когда он отвернулся?
Ширма опустилась с тихим скрипом, отрезая её от зрителей, и Саюри отступила за кулисы. Тени сомкнулись вокруг неё, и запах благовоний в бронзовой чаше у стены ударил в нос, смешавшись с ароматом пота и старого дерева. Другие танцовщицы уже суетились рядом: юная Мико, едва достигшая пятнадцати весен, поправляла грим перед медным зеркалом, а старшая Аяко, чьи руки были испещрены венами, ворчала, растирая уставшие ноги. Саюри прислонилась к балке, чувствуя холод дерева сквозь ткань кимоно, и попыталась унять дыхание. Её пальцы сжали заколку-канзаши с журавлём, и она закрыла глаза, но образ его глаз – тёмных, пронзительных – не отпускал.
– Саюри, – голос Харуко вырвал её из оцепенения. Наставница стояла рядом, её кимоно шуршало, как сухие листья, а глаза, острые и внимательные, скользнули по её лицу. – Ты была хороша. Даже слишком. Завтра о твоём журавле будут говорить на всех рынках Киото. Но что с тобой? Ты бледна, как рисовая бумага.
Саюри вытерла пот с виска, заставляя себя выпрямиться. Её голос дрогнул, но она постаралась скрыть это:
– Устала, Харуко-сан. Просто устала.
Наставница прищурилась, её губы сжались в тонкую линию, но она не стала спорить. Вместо этого она шагнула ближе, её тень упала на Саюри, и тихо спросила: