Глаза у нее не серые (как при жизни), а яркие, лучистые, голубые (возможно, от неудовольствия).
Такое раздражение возникает у живого человека, когда его неожиданно отвлекают от важного дела, которое ему не хочется прерывать.
Чувствуется, что не сама пришла баба Шура, что ее «отпустили», причём ненадолго – и с определенным «заданием».
И лет бабе Шуре немногим больше, чем мне, нынешней (немного за пятьдесят).
То есть выглядит она несколько моложе, чем в те времена, когда я её помню…
Разговор начинает баба Шура (по праву старшинства).
Передаю его по памяти, тем более что времени с тех пор прошло очень немного, а память меня редко подводит (особенно в таких вещах).
Надо сказать, что мёртвые, когда приходят к нам, живым, очень своеобразно «разговаривают»: они транслируют слова как-то телепатически, не раскрывая рта, а как бы передавая мысли на расстоянии.
Те, кто хоть раз со сне разговаривал с мёртвыми, наверняка помнят это чувство: фразы их, готовенькие, как будто рождаются ниоткуда, как бы «возникают» в голове (словно передаются маленькими, неплотными информационными сгустками).
Точнее, пожалуй, не объяснишь…
Баба Шура (без предисловия и приветствия, даже не поздоровавшись, строго и даже немного зло): Ты почему меня беспокоишь?
Я (немного, признаться, струхнув, но решив «принять бой»): Что Вы, баба Шура, Бог с Вами! Я Вас не беспокою. Покойтесь себе с миром…
Она (настойчиво): Беспокоишь!
(Надо сказать, что я сейчас часто молюсь, особенно за отца, ибо здоровье у него в последнее время неважное).
Наверное, именно это и вызвало её неудовольствие (мёртвые всё слышат).
Баба Шура (продолжает уже более умиротворенно, видя, что я с нею не спорю): Живи спокойно. Папа ещё поживёт.
Я молчу: сказать мне нечего. Именно это я от неё хотела узнать.
И снова баба Шура: «Не беспокой меня больше! Видишь, я работаю. (И через небольшую паузу, как бы выдавая какую-то тайну, которую мне и знать-то пока не обязательно):
– Здесь все работают…»
И только тут я замечаю, что баба Шура стоит передо мною в ярком, красивом, праздничном платье.
В таком наряде я её при жизни никогда не видела (алый, небесно-голубой, мощный, насыщенный цвет полуденного подсолнуха сочетаются на белой парадной ткани на удивление живо, весело, гармонично, словно это платье шила отличная портниха – и в прекрасном настроении)