Тень Велеса - страница 2

Шрифт
Интервал



Два уголька, горящих в темноте. Не пламя – саму тьму, сжатую в раскалённые шары. Чёрный бык заполнил собой всю избу: рога, похожие на изогнутые серпы, кольцо в переносице, звенело, как колокольчик на шее утопленницы. Его шкура была не шкурой – живой тенью, струящейся по полу, а из ноздрей вырывался пар, пахнущий серой и мокрыми камнями подземелий.


– Отец… – выдохнула она, и язык прилип к нёбу, будто обожжённый морозом.


Бык взревел. Звук разорвал мир: стены избы поплыли, как смытые дождём краски, пол стал жидким, а Ярина – маленькой, как букашка в ладони стихии. Копыто ударило в доски, оставив трещину в форме трёх сплетённых лун – знак Триглава. Она вжалась в угол, сжимая в кулаке нож-чекушу (подарок Агафьи-знахарки, выточенный из кости лютого волка). Но чудовище уже таяло, растворяясь в воздухе, как дым от пепла. На полу осталось только пятно – чёрное, маслянистое, пульсирующее.


Утро началось с тишины. Не той, что бывает перед грозой, а мёртвой, густой, как смола. Ярина вышла на крыльцо, и сердце её сжалось. На каждом пне, на каждом камне у реки сидели «они». Лесовики в плащах из папоротниковых листьев, шелестящих, как пергамент. Банники с глазами, как угли в печной трубе. Русалки с волосами из тины, стекающими по спинам зеленоватыми ручьями. Даже домовой, которого она подкармливала крошками, сидел на заборе, держа в лапах свой веник, как копьё.


– Граница… – заскрипел древний дуб у околицы, поворачивая к ней сучья, будто руки с кривыми пальцами. Кора на его стволе треснула, обнажив красноватую плоть, как рана. – «Меж Явью и Навью – паутина. Велес спит. Его тень рвёт нити. Ты – последний узел. Иди, дитя трёх дорог, пока змеи Нави не высосали солнце».

Ярина прижала ладонь к груди. Под кожей, там, где должно биться сердце, пульсировало что-то тёмное, тяжёлое – печать отца. Мать пыталась выжечь её раскалённой солью, но знаки лишь глубже въелись в плоть, как корни в камень.


Ветер донёс запах – сладковатый, как гниющие яблоки, и резкий, как железо. Дыхание Нави. Оно обвило её шею, просочилось под одежду, заставив содрогнуться.


– Куда? – крикнула она, но духи уже рассыпались. Лесовики превратились в сухие листья, русалки – в пену на воде, банники – в клубы пепла.


Только старая ива у криницы, та самая, что когда-то укрыла её мать в родах, протянула ветвь. На восток. Туда, где небо по утрам кровоточит зарей. Туда, где спят боги, завернувшись в плащи из забытых молитв.