Спать было невозможно. Либо кошмары, либо бессонница. Август знал их обоих слишком хорошо и даже не пытался бороться. Кошмары не убивали, но оставляли следы, глубокие борозды в сознании, от которых хотелось содрать кожу с лица. Бессонница же делала ночь вязкой, бесконечной. В такие часы он ловил себя на странных мыслях: если бы можно было расстегнуть пространство, распороть его по швам и шагнуть сквозь разрез, что бы он нашёл по ту сторону? Может быть, там было бы легче дышать?
Порой ему казалось, что он не просто устал. Нет, дело было глубже. Как будто сам воздух был отравлен, и каждый вдох только усугублял болезнь. Он знал, что с ним что-то не так. Но город не задавал вопросов и не давал ответов. Он лишь продолжал гудеть, светиться, перебирать свои рёбра мостов, заворачивать в бетон и стекло все, что могло бы быть живым.
Ночью в окнах домов горели редкие огни. В чужих комнатах кто-то пил, кто-то курил, кто-то трахался, а кто-то, может быть, тоже сидел на кровати, вцепившись в виски, думая о том, что всё здесь неправильно, всё не так. Август иногда хотел встретить этих людей. Но улицы были пусты. И он продолжал идти в темноту, зная, что она никогда не кончится.
По ночам город дышал иначе. В густых переулках, где влажный асфальт блестел, как чёрное зеркало, Берлин сжимался в узкие коридоры из кирпича и теней. Здесь царила другая жизнь, полная шёпотов, шагов, стонов ветра, пробегающего между домами.
Август Франсуа не помнил, когда впервые начал бродить по этим улицам в часы, когда нормальные люди спали. Возможно, это было год назад. Или десять. Разве это имело значение? Время, как и сон, давно перестало быть для него чем-то осязаемым. Оно текло, но не оставляло следов, как вода, льющаяся сквозь пальцы.
Его прогулки были не просто привычкой – они были ритуалом. В темноте, среди пустых улиц, где неоновые вывески моргали, как сломанные глаза, он чувствовал себя менее чужим. Здесь никто не спрашивал, почему он не спит. Никто не глядел на него с подозрением. Только улицы, только влажный воздух, только глухой, отдалённый шум города, который никогда не засыпал полностью.
Однажды он задумался: а что, если одна из этих улиц вдруг исчезнет? Просто растворится, как сон, который пытаешься вспомнить утром, но не можешь. Что, если он свернёт за угол, а там – ничего? Только пустота, зияющая чернота, будто город устал поддерживать иллюзию своей реальности.