Когда асы в скандинавском небе не смогли связать волка Фенрира ни стальным канатом, ни горами, – он рвал один и отбрасывал другую, – они накинули ему на лапу мягкую ленту, тонкую, как паутина, и она его удержала: чем яростнее тот брыкался, тем теснее становилась петля. Так вот, чем кажется нам это «кольцо судьбы»: ни брага, ни нектар, ни серная кислота, ни адский огонь, ни божественная «икорь», ни поэзия, ни гений не избавят от этой мягкой петли. Потому что, если дать слову «Рок» его высший поэтический смысл, то даже само мышление ему подчиняется по вечным законам, и всё произвольное или фантазийное в нас противоречит нашей глубинной сути.
И в конечном счёте, над самой мыслью, в мире нравственности, Рок проявляет себя как Судия: он уравнивает высоких и низких, требует справедливости от человека и всегда – рано или поздно – поражает, если та нарушена. Полезное живёт, вредное гибнет. «Содеявший – должен сам пострадать», говорили греки: «Взывать к такому божеству бесполезно – оно неумолимо». «Сам Бог не может помочь злодею», гласит валлийская триада. «Бог порой и согласится, но лишь на время», писала испанская поэзия. И в самой высшей сфере – разумении и свободе воли – мы тоже повинуемся этому пределу. Но не станем обобщать слишком широко: проясним естественные границы и отдадим должное и другим сторонам.
Итак, мы проследили, как действует Рок в материи, в уме, в морали – в расах, в задержках развития и в самом характере. Он везде синоним «предела». Однако у Рока есть свой «повелитель»; и у ограничения есть свои рамки. И если смотреть на него сверху или снизу, изнутри или извне, картинка меняется. Ведь Рок огромен, но велика и «сила» (Power) – другой столп мира. Если Рок следует и сковывает Силу, то Сила сопровождает и даёт отпор Року. Мы обязаны признать Рок как факт естественной истории, но есть и нечто сверх неё. Потому что кто и что это «мы» – те, кто пытается проникнуть в суть? Человек не только звено природы, объятое плотью, – он ещё и колоссальное противоречие, стянувшее в себе оба полюса вселенной. С одной стороны, в нём проглядывает зоологическая родня, будто он едва из четвероногого зверя вышел в двуногого, утратив часть прежних даров, но взамен получив новые. С другой стороны, в нём есть искра молнии, что творит и раскалывает планеты. В нём встречаются порядок стихий – камни, леса, океан, – и чистый дух, превращающий и разлагающий природу. Тут бок о бок боги и бесы, ум и материя, царь и бунтарь, опора и судорога, – и всё это мирно соседствует в его глазах и мозгу.