Томас и сам смутно помнил своё детство: сиротское, неухоженное, наполненное постоянным ощущением голода и страха перед тем, что грядущий день окажется ещё печальнее прошлого. Он рано научился читать, выкрадывая старые газеты и книги из мусорных баков, где попадались прелюбопытные заметки об обманутых вкладчиках и фабричных скандалах, а позднее более сложные литературные произведения, которые в дальнейшем позволили ему углубиться в сложный мир философии и психологии. Оттуда же он почерпнул сведения о мире, в котором правят деньги и страх, где люди с интернациональными фамилиями вроде Meyer, Johansson и Benítez безжалостно используют труд сирот, обещая им мнимые перспективы.
Судьба свела Томаса с тогда ещё не очень известным нотариусом Эдуардом Лейтенбергом, человеком несколько чудаковатым, но способным увидеть в юном пареньке искру способностей. Лейтенберг научил его красиво выводить буквы, составлять официальные документы, не запинаясь в орфографических условностях, которыми славились бюрократические порядки Ламберсена. С тех пор Томас зарабатывал на жизнь тем, что переписывал бесчисленные ведомости для всевозможных контор: португальской «Marques & Sons», смешанной англо-русской «Bratkov & White» и ещё с дюжину других, казавшихся ему одинаково унылыми.
В те дни Томас не мог назвать себя счастливым, но он хотя бы ощущал направление – пусть и зыбкое, расплывчатое, как рассветный туман над Гринвиллом. Он мечтал, что однажды вырвется из духовного плена серых стен и сможет написать книгу, которая затмит своей смелостью бездну лондонских трактатов. Но изо дня в день он осознавал, как тяготеет над ним долг перед реальностью: нужно платить за крохотную комнатушку, нужно покупать чернила и бумагу, а иногда и кусок хлеба, чтобы не умереть с голоду.
Поговаривали, что во дворцах на улице Роуз-Крофт, где жили богачи с фамилиями вроде Dupont и von Hartmann, да на самых ухоженных бульварах Ламберсена, где властвовали торговые дома De Carvalho & Kramer, тоже бывало неспокойно: за показным великолепием скрывались страсти, порою не менее чёрные, чем в бедняцких переулках. Однако «великие» люди умели умело маскировать свои тревоги под блеском зеркальных карет и громыханием шикарных балов, а нищие жители lower town оставались лицом к лицу со своей обнажённой нищетой.