Не известно, как шла у нее торговля бананами до Ольги, но с ее появлением жизнь Аники упростилась. Первую – небольшую – связку она приносила рано утром новой знакомой (на пляже Ольга появлялась раньше всех), а вторую – огромную – англичанину, приходившему часов в десять, и он тоже покупал всю связку, а сами бананы оставлял Анике. До конца дня девчонка больше не работала, бродила между Ольгой и своим вторым покупателем.
Он весь был в цветных тату, англичанин этот: на руках, на спине и животе у него среди сине-зеленых водорослей паслись огромные карпы, сверкающие золотой чешуей и голубыми, как у него самого, глазами. Подстрижен он был коротко, и вся голова его – белокурая, с сединой – была покрыта татушками: красными пятилистными цветами, – а в одном ухе броско сияла бриллиантовая серьга. Сам он был невысокий, тоненький, широкий в плечах, хорошо сложенный, с небольшими красивыми руками. Звали его Кейт Фокс.
На третий день отдыха Аника сказала Ольге, что та очень нравится этому англичанину, что он хочет познакомиться с ней, если она не против. Много лет спустя он рассказал Ольге, что то же самое Аника сказала и ему, то есть, что Ольга хочет с ним познакомиться, и она рассмеялась и ответила, что его обманули, что у нее и в мыслях не было знакомиться с кем-то на пляже, а Кейт огорчился, и Ольге пришлось успокоить его, сказав (вернее написав в переводчике), что не представляет себе, как жила бы без этого знакомства. И Кейт просиял.
В общем, они познакомились, и с этого дня все время до позднего вечера проводили вместе, а Аника приносила теперь одну большую связку бананов, и Кейт платил за нее. Они звали Анику Банановой девочкой, каждый день покупали ей пиццу и мороженое, а она переводила их разговоры, потому что ни он в русском, ни Ольга в английском – ни бум-бум. За все время, пока они отдыхали в Индии вместе, а встретились они еще шесть раз, Ольга научилась кое-каким английским словечкам и фразам, почти понимала, о чем говорит Кейт, а он выучил только три слова: ворона, воробей и орел, видимо, потому, что на Кандолиме встречаются повсеместно только эти птицы, – и одну фразу «Ни хрена не понимейш», которую сначала Ольга, а потом он произносили каждый раз, когда долго не могли объяснить друг другу какие-нибудь вещи. В конце концов, он перестал даже произносить ее, написал на бумажке английскими буквами и каждый раз прикладывал себе ко лбу, когда она (или он) тупили при очередном диалоге.