Гости, обрадованные уже одному тому, что находились в доме такого крупного торговца, как Дмитрий Никифорыч, при появлении пред их взором единственного его чада, расплывались в радостной улыбке, становясь самыми участливыми и дружелюбными гостями, какие только могут быть в этом мире. Естественно, своими ласками они вызывали ответное проявление бурных чувств по отношению к неравнодушным посетителям. Он хватал их за колени, баловался, бегал вокруг гостей, подобный маленькому смерчу, заливаясь при этом ярким, звонким смехом на весь дом. Разумеется, поведение сына не нравилось степенному Дмитрию Никифоровичу.
Такие вечера часто заканчивались печально для маленького наследника.
После двадцати – тридцати углов и полусотни подзатыльников, Ваня понял, что между ними и радостными улыбками при дружелюбных дядях и тетях за столом в гостинной есть нечто общее. Поведение его изменилось; он приспособился.
Теперь мальчик с серьезно – каменным лицом смотрел на каждого, кого принимал у себя отец. Бледный, аккуратненький, с блистящими глазами, он походил всей своей внешностью на маленькую статую, научившуюся ходить и есть.
Позднее, через года полтора, этот ребенок стал ещё более замкнутым и тихим, чем раньше. До этого он часто любил повторять движения героев с экрана телевизора, вторя своим тоненьким голоском их напыщенным речам.
Но, заметив, что после каждой подобной проделки над ним неизменно всегда нависает тяжелая отцовская длань, – Ваня перестал это делать.
Только иногда, в те случаи, когда заветный ящик стоял включенным без присмотра, он подбегал к нему, и, полностью наслаждаясь подражанием, начинал пытаться выделывать трюки и выверты всех актёров, каких только видел – от Скалы до Миронова. При этом веселье, он, однако, успевал с необычайной сноровкой прятаться, когда в соседних комнатах слышались чьи – то шаги. Если же, этого ему не удавалось, то следовало неизменное наказание за этот,, страшный проступок «».
Это были последние всполохи света в жизни Вани: подобно тому, как после сумерек начинается ночь, так и все игры и шалости малыша канули в реку забвения.
Когда прекратились веселые игры, крики и шум – все то, что составляло юную жизнь Вани – это перешло внутрь его, стало как – бы достояние одного его сознания. Снаружи он был холоден и мёртв, но внутри билось горячее сердце.