Никос:
– До вчерашнего вечера.
Пауза. Звук внутри сцены словно заглушается.
Никос смотрит прямо перед собой, но будто бы сквозь Александра и Евгению.
Александр делает глоток кофе. Евгения сжимает вилку.
Где-то вдалеке снова кричит чайка.
И бар остаётся погружённым в тишину, которую никто не хочет нарушать.
Камера зафиксирована на Никосе.
Он всё ещё смотрит сквозь них, но уже не мигает, словно застыл в моменте, где что-то сломалось.
Пальцы сжимаются на краю стола, а дыхание становится рваным. Он медленно поднимается, и его голос звучит как молитва, дрожащая, сломанная, но ритмичная, как будто он повторяет её каждую ночь.
– Ветер дует с моря и приносит соль, но есть вещи, которые приходят без предупреждения. Их нельзя остановить, нельзя изменить. Можно только увидеть. Можно только принять.
Камера остаётся на нём.
Александр сглатывает, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.
Евгению начинает трясти.
Это ощущение – будто что-то незримое стучится в их сознание, навязывая себя, как будто они стали частью чего-то, чего не выбирали.
В голове у Александра вспыхивает рваный рифф «Black Sabbath», тяжёлый, гулкий, как будто мир вдруг замедлился до его темпа.
Евгения слышит «Goodbye Pork Pie Hat» Чарльза Мингуса – тревожный саксофон, скользящий между нот, словно пытающийся сбежать от чего-то, но не имеющий выхода.
Никос не отводит взгляд.
Он смотрит в одну точку, как будто уже не здесь.
– Когда он приходит, он забирает. Не сразу, нет. Он ждёт. Он делает так, что ты сам идёшь за ним. И если ты посмотришь слишком долго…
Он замирает.
Александр и Евгения оборачиваются.
И видят его.
Человека в мотоциклетной куртке.
Он стоит прямо за их спинами.
Тёмная фигура, в черном шлеме, не двигается.
Рука медленно тянется к ремешку шлема.
Щелчок. Плавное движение. Шлем снимается. И там – ничего.
Все в баре будто окаменели. Никос стоит с широко открытыми глазами, губы дрожат, но он не двигается. Александр стиснул зубы, его ладони сжаты в кулаки, но тело не слушается. Евгения медленно прижимает пальцы к столу, пытаясь найти точку опоры.
А человек в мотоциклетной куртке движется.
Медленно. Поднимает руку. Палец вытягивается, указывая прямо в грудь Никоса.
– Ты был слеп.
Голос глухой, сдавленный. Но в нем нет интонации, как будто его произносит не человек.
– Ты был глух.
Голос чуть выше.